Торкель плюнул и выругался.
— Да что за нужда? — воскликнул он. — Что там, в Исландии, медом намазано? Скажите, Исландия! Плешь каменная! Тьфу! Чего ради надрываться, других мест нету, что ли? Разок-другой свезете рыбу в Ирландию, вернетесь с выручкой, а зиму здесь пересидите. Видел ведь, какого мы лосося закоптили? Лет пять такого не было. И попробуй только скажи, что не сумеем хорошую цену взять, хо! А лес, если хочешь, я у вас куплю, да и соседи тоже не откажутся.
— Не в этом дело, Торкель. Тот рыжий парень… он мне друг. Мы с ним под дерном не ходили и на топоре не клялись,*
но он мне ближе побратима. Я ему жизнью обязан. Помнишь ту историю, про башню? Я уже чувствовал дыханье Хельгаффель, когда он вытащил меня обратно. Вот ты про месть сейчас вспоминал, сам же знаешь, что это такое. А у меня к нему… ну, как бы месть наоборот.— Так не бывает. Да и от мести можно откупиться, виру дать.
— Бывает, — помолчав, ответил тот. — Только не у всех. А что до виры… — тут Жуга услышал странный глуховатый стук и через миг понял, что это Яльмар бьет себя в грудь. — Вот моя вира. Это как клятва. А даже Асам клятвопреступление не проходило даром. Сам видишь — новый бог идет по свету.
— Ну что ж, раз так… Поступай, как знаешь, тут я тебе не советчик. Еды в дорогу дам, воду сам знаешь где набрать. Ну, чего стоишь? Наливай, что ли…
Кружки стукнули.
— Скол, Яльмар!..
— Скол.
Холодный ветер, шторм и непогода вынудили Яльмара задержаться на Стронсее на пять дней. За это время мореходы успели заскучать. Половина команды впала в сонную дремоту, другая половина, наоборот, кипела нерастраченной энергией. На второй день все перессорились. На третий — передрались. В итоге в конце третьего дня в знак примирения затеяли варить свежее пиво и наварили его целый котел, после чего Хельг с Брандом напились и снова поцапались, сперва с кем-то из домочадцев Торкеля, а потом и между собой. По счастью ни в прошлый раз, ни в этот до ножей не дошло, но Яльмар был не на шутку обеспокоен и все чаще с тревогой поглядывал на небо в ожидании погоды.
— Этого я и опасался, — признавался он травнику. — Безделье для морехода хуже смерти. А если еще и в гостях… — он вздохнул и процитировал:
Знай, когда надо уйти,
слишком долго
в гостях не сиди.
Даже приятель
станет противен,
в доме застряв.
— Что это за стихи ты все время читаешь? — с интересом спросил Вильям, подходя поближе. — Я никогда таких не слышал.
— Хаувамаул, «Изречения Высокого», — варяг сверху вниз взглянул на барда. — Тебе тоже не лишним было бы их знать, коль уж скальдом прозываешься.
На пятый день волна улеглась. Подморозило. На небе, все еще пасмурном, проглянуло солнце и моряки засобирались в путь. Ветер не был попутным, но не был и встречным. Варягов это вполне устраивало, и прежде чем солнце успело подняться достаточно высоко, кнорр уже покинул гавань и лег на прежний курс.
ПОЙМАТЬ ВОЛОСАТИКА
«С помощью какого секрета живешь в камне? С помощью какого секрета проходишь через огонь?»
Вильям кончил читать, сложил исписанные листки в стопку и постучал ею о скамью, подравнивая край. Покосился на сидящих неподвижно слушателей. Те молчали. Тогда Вильям не выдержал и задал главный, мучивший его вопрос.
— Ну, как?
— Скучно, — объявил Яльмар, — и неинтересно. Ни битв, ни сражений. Одна средняя драка, да и та в конце.
— Это потому, что я читаю сам, — поспешно возразил на это бард. — Это же пиеса, а не летопись, ее актеры должны разыгрывать.
— А-а… Ну все равно, так себе. И потом, что это за имена такие — Клавдий, Фортинбрас, Лаэрт… Откуда ты их выкопал в Дании?
— Ну, э-ээ… Я решил, что так лучше звучит.
— А «Полоний» почему? Он что, по-твоему, поляк? Закидают тебя, Вильям, с твоей пиесой тухлыми яйцами.
Вильям почувствовал себя неуютно, но тут ему на выручку совершенно неожиданно пришел Жуга.
— А по-моему, неплохо, — сказал он. — Конечно, накрутил ты там всякой ерунды, но мне нравится. Не все, конечно.
Бард с интересом подался вперед.
— А что не нравится?
Все начали переглядываться. Теперь уже травник закряхтел и заерзал на скамье. Пригладил волосы рукой. За последние несколько дней его рыжие волосы засалились и растрепались еще больше. Вильям невольно задумался о том, как сейчас выглядит он сам — последний раз они все мылись на Стронсее, когда радушный Торкель в честь гостей истопил баню. Сейчас Вильям вспоминал эту баню, как наверное Адам после изгнания на землю вспоминал потерянный рай. Холод и ветер вынуждал сутки напролет не снимать шапку или капюшон и спать вповалку, греясь друг о друга. Наверное поэтому у Вильяма все герои в начале пьесы так отчаянно мерзли. Сегодня был первый за эти две недели солнечный день, и настроение у барда было превосходное. Правда, сейчас стараниями слушателей оно стремительно летело вниз и в скором времени грозилось рухнуть окончательно ко всем чертям.
Вильям вздохнул и перевел свой взгляд на остальных.