А чем же они питались? Что являлось той энергетической морковкой, ради получения которой они доставляли драконам кровавые флюиды ужасов и смертей множества вовлечённых в битвы людей? Очевидно, их морковкой, их зарплатой являлись те переживания, что испытывали люди в процессе профессиональной деятельности валькирий по решению исхода битвы в пользу той или иной противоборствующей стороны А поскольку валькирии были дамами взбалмошными, вредными, хитрыми и коварными, то переживания людей, пытавшихся угадать их дальнейшие действия, носили характер разнопеременных подъёмов и спадов настроения и желаний, от восторга уверенности в победе до отчаяния предчувствия поражения. Между этими пиками имелось множество инстанций разных степеней надежды и уныния, а также промежуточных переходов от надежды к унынию с соответствующими выплесками злобной радости или униженной ненависти. Видимо, энергией эмоций, имевших негативный характер, валькирии и питались; а чтобы питание было достаточно разнообразным и длительным, помогали во время битвы то одной из сражавшихся сторон, то другой. Если пошло дело на лад на этой стороне, начали бойцы излучать вредную для валькирии энергию радости и ликования, - валькирии перелетали на другую сторону, где излучалась энергия неуверенности и тревоги.
Мы уже говорили о том, что валькирии наверняка питались эманациями чувств и мыслей 'обслуживаемых' ими полонян. Но, опять же наверняка, самую вкусную, самую деликатную, а возможно, и основную часть энергии своего питания они получали в виде обращённых к ним молитв и заклинаний. А таких молитв в каждом бою, а часто и задолго перед боем отправлялось огромное количество; каждый боец, зная, что женщины любят подношения и лесть, по многу раз и не скупясь обращался с униженными увещеваниями и покорными просьбами к всемогущей дарительнице побед
Кроме всего этого, какую-то часть своего питания валькирии могли получать в виде тоскливых размышлений каждого их помещённых в Вальхаллу счастливцев о том, достаточно ли хорошо на сей раз вылечит его ужасные раны брезгливая и ленивая валькирия. И - не поленится ли она оживлять и лечить его, если он, как намереваются не сегодня, так завтра сделать то его друзья-соперники, будет изрублен ими на мелкие куски.
Если задуматься, то с валькириями мы впервые встретились даже не в Скандинавии, а намного раньше, в Древнем Китае. Кем была 'дочь дракона', выпасавшая тучки на лугу, а затем вдруг исчезнувшая вместе с ними? Конечно, валькирией. Кому ещё поручил бы дракон ответственную миссию завлечения глуповатого тщеславного студента, как не испытанной в таких делах 'прекрасной деве'?
И ещё: кем был 'государь озера Дунтин', он же - 'отец' будущей невесты студента? Драконом? Но почему в его дворце, словно всевластный мандарин в своих владениях, всем и всеми распоряжался гость, представленный Лю И как 'повелитель Цяньтана'? А 'государь' при этом вёл себя, как услужливый дисциплинированный мажордом своевластного и решительного братана. Даже слова не проронил, когда тот единолично решал судьбу 'дочери государя'; а значит, в какой-то мере судьбу самого 'государя' и его 'государства'.
Почему так? Боялся его? Но бояться, испытывать чувство страха для дракона - смерти подобно. Дракон питается энергией страха; и не может позволить себе отдавать эту энергию другому, пусть даже более мощному существу, потому как обессилеет и впадёт в губительный для себя анабиоз, равносильный бесконечно-медленному умиранию. Для дракона единственно приемлемая среда обитания и жизнеобеспечения - та, в которой все боятся его. Только в такой среде и в таком окружении он будет сыт, здоров и сможет чувствовать себя довольным жизнью. Именно по этой причине нигде, ни в одном из дошедших до нас сообщений и свидетельств нет ни одного примера дружбы или добрососедства драконов. Они либо сражаются между собой, как Перун со Змиуланом, до бегства либо раздирания на части одного из них, либо, если силы их примерно равны, живут на изрядном удалении, в пределах освоенной ими территории, тщательно охраняемой от посягательств на неё других драконов.
Исходя из сказанного, 'государь Дунтина' был не драконом, а валькирией. Или, если угодно, домоправительницей дракона, типа Сигрдривы или Поляницы, сыгравшей роль хозяина дома и ради этого принявшей мужской облик. Что, в который уж раз за историю человечества, подсказывает и доказывает: пытаться оценивать намерения и истинную суть потусторонних духов по их видимой внешности и декларируемым намерениям - бесперспективно и крайне глупо. И если мы ещё разок на краткое время заглянем в Древнюю Грецию, то легко в этом убедимся.
3