Драконы Севера

Встав в одном шаге от барона, палач положил лезвие меча плашмя на плечо пленника, примериваясь. Потом, легко приподняв меч, положил его себе на правое плечо. Он держал рукоять двумя руками и, повернув голову, смотрел на меня. Ждал сигнала. Барон тоже повернул голову и смотрел в мою сторону. Но на лице было полное равнодушие. Пустота…

Били мерно барабаны. Палач и барон смотрели на меня, а я смотрел на них. Время словно муха, завязшая в меду, еле–еле барахталось… Подъемный мост медленно пополз вниз. Ворота распахнулись. Из-под сводов башни выходили вассалы барона и складывали оружие к своим ногам… Я не собирался рубить голову барону, и спектакль был разыгран только для его людей.

Пленников было так много, что я приказал разоружить простых воинов и отправить по домам. Но перед этим их заставили похоронить погибших во вчерашней битве.

В ямы на холме легли две тысячи горцев, тевтонцев и лонгширцев. Я бы с удовольствием приказал отрубить барону Корки голову, но казнить пленного и не моего вассала — это значит раздувать пламя междоусобицы здесь на юге.

Почти три сотни пленных рыцарей и баронов заполнили помещения башни донжона. Прочие погибли или успели скрыться вчера вечером после разгрома отрядов южной марки.

Назначив Гризелла коннетаблем замка, я повернул полки и реджименты к городу.

Саггертон довольно большой город рядом с устьем Дойла.

День сегодня солнечный, и весь город с холма казался нарисованным на холсте яркими сочными мазками. Стены светлого камня, светлые стены домов, крытых яркой черепицей, и за ними вдали море. Голубые воды пролива, за которыми в дымке берега Конфландии. Город красив издалека, а вблизи он смердел, как и все остальные… От рва под городской стеной воняло удушающее. Дождя не было уже больше двух недель. Здесь мы разыграли ту же комедию — вывели барона Корки перед рядами пехоты, поставили на колени. Пришел палач, примерился к шее барона.

Гарнизон сдался и открыл ворота. Ворота и стены рядом заняли горцы.

Но я не спешил входить туда, а потребовал явиться ко мне нобилям — влиятельным городским лицам. Два десятка в разной степени испуганных мужчин разных возрастов явились быстро. Я обвел взглядом их лица.

— Сьеры, гарнизон сдался и мне не придется прибегать к осаде. Но город выплатит мне не позднее недели 100000 талеров серебром. В противном случае мои воины войдут и, все перетряхнув, возьмут все до последней серебряной ложки.

Нобили глухо зароптали.

— Если сьерры недовольны, я могу поднять стоимость вашего спокойствия до 200000 талеров.

Воцарилась тишина.

— Начальник порта здесь?

Вперед вытолкнули потеющего толстяка лет пятидесяти. Он поклонился мне.

— Ваше величество, Джеймс Грисон, начальник порта…

— Сколько кораблей в гавани?

— Шесть, ваше величество…

— Без моего разрешения ни один корабль не покинет порт. Отвечаете головой!

Я обернулся к свите.

— Капитан Макнилл, вы со своей ротой отправляйтесь немедленно и возьмите порт под охрану!

— Сделаю, государь!

— Я не вижу здесь епископа Эскобара!

— Епископ болен, ваше величество, и вот уже неделю не покидает постели в аббатстве…

— Капитан Макинтайр, аббатство под охрану!

Так я отправил в город шесть рот пехоты по всем важным местам. Кроме порта и аббатства Святого Ирвина, где засел болезненный епископ, я приказал оцепить и взять под охрану: ратушу, городской арсенал, тюрьму, центральную\рыночную/ площадь у собора, квартал оружейников. Каждую роту сопровождал кто‑то из нобилей. Моя армия расположилась на берегу Дойла в двух милях от города. Я приказал поставить повозки квадратом, а вокруг насыпать вал и вырыть ров.

— Вы не дадите парням погулять в городе?

Фрусберг был удивлен.

— Князь, этот город принадлежит герцогине Лонгфорда, а значит и мне как ее сеньору и будущему мужу. Уничтожать или портить приданое невесты перед свадьбой — глупо!

Князь расхохотался.

— Город выложит серебро, и через неделю я прошу вас отплыть в Тевтонию и нанять для меня три полка полного состава, а также закупить аркебузы. Вы готовы сделать это?

— С огромным удовольствием, ваше величество!

Били барабаны, развевались знамена. Рота за ротой мои люди входили в Саггертон.

Город притих. Население сидело по домам и ждало всяких напастей, грабежей, насилия и поджогов. Во главе горцев в полном доспехе, но без шлема я ехал по грязноватой улочке к центру города.

Любопытные взгляды провожали нас из‑за ставень и жалюзи. Почему люди в городах так терпимы к грязи? Отбросы, дерьмо, трупы крыс и собак попадались на каждом шагу. Ходить пешком или ездить на коне по этим улица — большое испытание для такого как я сельского жителя! На рыночной площади у потемневшего от времени собора возле каменного черного столба суетились люди. Простолюдины грузили в дошатую повозку у столба головешки и всякую вонючую труху.

Увидев меня, уборшики встали на колени. Шапки не снимали, таковых не имелось. Чумазые, в грязной одежде.

— Что за костер здесь жгли?

— Двух сестер-ведьм спалили вчера, ваше величество!

Сбоку к моему стремени подскочил городской советник — он представился там за воротами. Но его имя мгновенно стерлось из моей памяти.