Дракула

— Не знаю, — повторил Саймон. — Она стала захаживать три-четыре месяца назад. Примерно раз в три недели. Со мной она не болтает, только с девочками. Я сперва не знал, что она с этим жутким типом. Но однажды увидел, как он подъехал за ней вечером. Потом видел их вместе еще пару раз — и всегда после того, как стемнеет. Я думаю… — Он запнулся, будто сам не знал, что думает.

— Почему жутким, Саймон? Что в нем жуткого?

Задавая этот вопрос, Брюер почувствовал, что это может оказаться важным. Слово «жуткий» не входило в словарь поколения Саймона — оно основательно устарело.

— От него мурашки по коже, — объяснил Саймон. — От этих глаз. Глянет — словно паук пробежит по хребту. С виду-то он щедрый: бесплатные образцы, хорошие цены, но за этим что-то есть. Не то чтобы угроза: «Соглашайся, а не то…» Скорее, как: «Я тебя знаю лучше, чем ты сам». Вы бы как его назвали?

Брюер вспомнил невероятно темные и жутко пустые, но беспокоящие глаза.

— Не знаю, — признался он, представив чудные голубые глаза Дженни и ее волшебно чистую кожу. И добавил: — Что бы он там ни придумал, это проникает глубже, чем таблетки счастья или машины грез.

— Я мог бы достать вам немного, — предложил Саймон. Он явно был рад расплатиться за мелкое предательство — после того, как убедился, что Брюер способен на насилие.

— Опоздал, — мрачно бросил Брюер. — Я уже получил бесплатные образцы. — Подойдя к ящику, в котором хранилась коллекция, он выгреб горсть рекламных карточек, швырнул их в Саймона и вернулся за следующей горстью.

— Мне нужен номер, Саймон, — сказал он. — Я хочу познакомиться с девочкой, у которой синяк, как у меня, только намного более давний.

Саймон начал было доказывать, что не помнит, кому какая карточка принадлежит, но передумал. Как-никак он был страстным коллекционером, и у него имелась своя гордость. Потратив пару минут, он нашел то, что искал. Брюер взял карточку.

— Ты бы заделал эту дыру в стекле, — сказал он парню. — Здесь ужасно сквозит.

Когда утром в лабораторию пришли помощники, Брюер велел им бросить все и заняться срочной работой. Они не задавали вопросов — решили, что речь идет о промышленном шпионаже. Не слишком законно, но такими делами они занимались уже не в первый раз и, скорее всего, не в последний. За работу взялись охотно: было приятно сломать наскучившую рутину.

У Брюера ушло пятнадцать минут на восстановление стертых дружком Дженни данных, и он сразу передал их Джоанне.

— Если выяснишь, что это такое, — пообещал он, — получишь солидную премию. В патентах можешь не искать, но где-то должна найтись хоть какая-то подсказка. Протеин есть протеин.

— Где хоть искать? — спросила Джоанна.

— Они могут иметь отношение к омоложению тканей, но подход совершенно новый.

Она подняла брови и покосилась на маленькие пузырьки с густой красной кровью у него на столе. Он кивнул:

— Да-да. Их уже испытывают на практике. Так что нам много придется нагонять. Соединения, которыми ты займешься, могут оказаться поддерживающей средой. А я займусь парнем, которого они поддерживают.

Это тоже была подсказка, и ассистентка поблагодарила за нее кивком. Слово «парень» в этом контексте означало, возможно, вирус — нечто такое, что приходилось хранить во взвеси живой ткани.

Если Джоанна и заметила синяк на шее у Брюера, то не показала виду: наверное, решила, что он провел ночь с девушкой. Он действительно провел несколько последних ночных часов с полусонной шлюхой, но любовью они не занимались. Она обошлась ему очень дорого, но платил он не за профессионализм. Она искренне не хотела говорить, но в конце концов все решила цена. Шлюха не знала имени Марклоу, но трижды видела его. Сказала, что тот держался очень вежливо, но было в его глазах что-то… Он будто смотрит прямо в тебя и видит, как кровь течет по жилам. Дженни уговорила ее принять участие в «тайном испытании», привлекая собственной обновленной внешностью. Ей объяснили, что речь идет о косметическом средстве, а не о каком-нибудь эликсире жизни, — о пластической хирургии без скальпеля.

— Первые пару дней после укола был ужасный зуд, — рассказывала ему женщина. — Дженни предупреждала об этом и не велела чесаться, но я все-таки немножко не утерпела. Зуд иногда возвращается, особенно в солнечные дни, и темные очки я теперь могу снимать только в пасмурную погоду, но я уже привыкла, да и таблетки помогают. Еще меня немного подташнивало, особенно по утрам, как при беременности. Я легко и устойчиво сбрасывала вес, но это отчасти из-за белковой диеты. Я даже не против зуда — он вроде как напоминает, что средство работает, а оно работает.

— Еще что-нибудь? — настойчиво спросил Брюер.

— Разве что сны, — ответила она. — Дженни меня и о них предупреждала, но мне они нравятся. Забавные.

— Что за сны?

— Вампирские сны. Иной назвал бы их кошмарами, но меня они не пугают.

— Вампирские сны? Как это понимать? — Почему-то неприятно было заметить, как мало его удивили эти слова.