Дракула

Наим только-только припарковала свою малолитражку, когда над ней уже нависла тень вооруженного охранника. Она приехала за двадцать минут до назначенного времени, а могла бы и еще раньше, если бы по дороге не сделала остановку в парке, чтобы успокоиться. Это было первое интервью, на которое согласился Салавария за все время своего заключения. Начальство впервые одобрило ее заявку, и она была так занята подготовкой вопросов, утихомириванием редактора и сведением воедино разрозненных обрывков сообщений в прессе, что даже не успела в полной мере оценить значительность этой встречи.

День был душным. Наим потирала руки, пересекая посыпанную гравием площадку на пути к воротам. У ворот стояли еще два охранника, каждый со штурмовой винтовкой на плече; один из них поглаживал ствол, глядя, как Наим приближается. Автомобиль, который следовал за ней по всему Бедфорширу, начиная с того момента, когда у Аспли-Гуиз она съехала с автострады М1, припарковался неподалеку от ее машины; бесцветные лица пялились на нее с передних сидений. Тут и мышь не проскочит!

Наим попыталась переключиться: необходимо было сохранять спокойствие настолько, насколько это было возможно, если она хочет получить интервью с хорошим материалом. Мыслями она вернулась в прошлое, в события тех пяти кровавых лет, во время которых Салавария держал в ужасе всех и вся, прежде чем был пойман на заброшенной железнодорожной станции в Северном Йоркшире прошлой зимой.

Она думала о Салавария. О фотографиях судмедэкспертизы. О том, как полицейские с собаками шли за ним по следу в глубоком снегу до разрушенного перрона, где нашли его пытающимся проглотить сердце десятилетней Мелани Картледж, тело которой лежало тут же в снегу, в омерзительной луже крови и экскрементов. Он пытался поджечь труп, но одежда слишком отсырела. От опаленных волос в небо поднималась тоненькая струйка дыма.

О том, как он умолял застрелить его.

И о том, что один констебль йоркширской полиции был на полгода отстранен от службы за попытку размозжить голову задержанного.

— Доброе утро, госпожа Фоксли.

Голос неестественно хрипловатый кольнул ее из-за стальных дверей. Окон здесь не было.

— Доброе! — отозвалась она. — Я пришла на встречу с…

— Гиорси Салавария. Да-да, нам это известно. Позвольте указать вам на пункт генетического контроля.

Она приложила тыльную сторону ладони к матовой пластине на двери. Пластина тихо загудела, когда сканер считал ее ДНК. Еще не умолк зуммер, а спрей-автомат, очистив линзы, уже скрылся в нише и дверь начала открываться, превратившись в спуск в подвальный этаж.

Три вооруженных охранника выросли перед ней из мрака и жестом приказали забраться на мотоцикл. Миновав в режиме «пуск — остановка» несколько внутренних пропускных пунктов, они заскользили в полной тишине вдоль невыразительных черных стен, которые, казалось, и вверху и внизу уходили в бесконечность. Огромные красные цифры на стенах мелькали с завидной периодичностью, между ними подсветка — облако тусклого света в столь же тусклом отблеске металла. Там, внутри, было холодно. Наим показалось, что кто-то стонет.

— Это камеры? — спросила она.

Один из охранников взглянул на нее сквозь черное пластмассовое забрало шлема, в отблеске которого она разглядела свое собственное отражение, уменьшенное и деформированное, Он кивнул и посмотрел вперед. Она последовала его примеру, и взгляд ее упал на шофера, который, купаясь в зеленых лучах подсветки приборов, слился с кабиной так, будто был ее частью. Когда они наконец прибыли на место, она думала о насекомых.

Наим ступила на площадку, покрытую решеткой из оргстекла. Площадка была подсвечена белым. Как только ее глаза привыкли к ослепляющему свету, Наим разглядела под решеткой провал в сотни футов глубиной. Там, внизу, было множество коридоров, по которым бродили охранники, — отсюда, сверху, казалось, что это муравьи снуют по внутренним ходам муравейника.

— Сюда! — указал охранник.

Ее завели в какой-то проход в темноте, откуда начиналась крытая галерея с заполненными водой бассейнами и растениями в горшках. Человек в красном одеянии помахал ей с другого конца. Стекла его очков посверкивали, как будто он пытался послать ей тайное сообщение.

— Мисс Фоксли! — воскликнул он. — Концы не близкие, не так ли? Полагаю, мы должны быть открыты для публики.

— Профессор Нейман? — Она протянула руку.

— Боюсь, что так! — улыбнулся он и взял ее под руку. — Сюда.

В его кабинет можно было добраться исключительно на лифте. Профессор уселся за массивный письменный стол, на котором были лишь обгрызенный карандаш, кружка с надписью «У меня ПМС» и декоративная грифельная доска с гравировкой «Профессор К. Нейман».

— Позвольте предложить вам что-нибудь? Кофе, чай… Есть у меня и легенький экстези…

Он потеребил завитушки бакенбардов.

— Нет, спасибо.

Было ли это предвкушением предстоящей встречи с Салавария, или же спартанский характер кабинета так повлиял на нее, но она не могла унять дрожь.