Дракула

При современных темпах развития искусственного интеллекта даже вампирам приходится принимать новые формы, чтобы выжить в грядущем веке…

Здесь все совсем не так, как в лесу: бескрайний город раскинулся во все концы, искусственный свет всех цветов радуги слагает калейдоскопические орнаменты и совершенно нет летучих мышей.

Под прикрытием ранних декабрьских сумерек я покидаю свое укромное местечко под крышей, уютное вентиляционное отверстие. Спускаюсь по стене многоэтажного здания головой вниз — таков мой обычай. Даже если бы прохожие, которые отсюда кажутся размером с муравьев, взглянули бы вверх — чего они никогда не делают, — они не заметили бы моего присутствия, поскольку тут, между контрфорсами и окнами, всегда лежит глубокая тень и я не высовываюсь из нее.

На уровне первого этажа я замираю, вглядываясь и вслушиваясь. Сегодня праздник, движение на дорогах относительно умеренное и прохожие редки.

Стремительно пересекаю мостовую и снова сливаюсь с тенями. Мне совершенно необходимо пробраться в одно из тех помещений и поесть. Выбравшись из проулка, я оказываюсь на широком, сияющем неоновыми огнями проспекте. Ах, Ирвинг, ах, мисс Терри[20], как хорошо смотрелись бы ваши имена перед одним из нынешних театров, подчеркнутые ярчайшими лампами. И как грустно, что «Лицеуму» не суждено было пережить тот век. Исчезли некоторые машины, автобусы. А куда делись лошади? Вижу людей. Двое оживленно беседующих мужчин проходят совсем рядом, протяни руку — и вот он я. Но они так заняты разговором, что не обращают на меня никакого внимания; я вполне мог бы зашагать рядом с ними, а они даже и не заметили бы.

Когда я пересекаю улицу, чуть поодаль раздается шум.

Крики, грохот. Топот бегущих ног за углом. Возможно ли, что послышался выстрел? Спешно нахожу не слишком надежное укрытие в глубоком дверном проеме магазина, с флангов прикрытый стендами с уцененной обувью. Шум быстро нарастает. Теперь я слышу сирены, они явно направляются сюда.

Из-за угла появляется небольшой агрегат. Шестиногий, высотой примерно по колено человеку. Под яркими огнями он вспыхивает металлическим блеском. И не отбрасывает тени. Но в его движениях есть какая-то неловкость, свидетельствующая о поломке. С ощутимым трудом он начинает карабкаться по фронтону банка. Все это происходит очень быстро и почти напротив моего укрытия.

Длинные ноги закона появляются из-за угла. Сперва один полицейский, за ним еще двое. И еще несколько.

— Вот он!

— На стене!

— Лови его!

Полицейский бьет по машине своей дубинкой.

Агрегатик, едва поднявшийся до уровня голов преследователей, шлепается на мостовую.

— Ага, есть!

— Не упустите!

— Бейте его!

На моих глазах шестеро копов колотят и пинают машину. Они нападают яростно, глаза их горят, изо рта брызжет слюна. Механизм не делает попытки дать отпор, бежать или хотя бы защититься, прикрыв жизненно важные части ножками. В последний раз взвывают сирены, вспыхивают мигалки — прибывают полицейские машины. К этому моменту улица уже полна народу — толпа любопытных криками поддерживает своих облаченных в мундиры защитников. Наконец героический натиск прекращается; сводящий с ума угар убийства развеялся. Дородный офицер, обильно потеющий, несмотря на вечернюю свежесть, с отвращением поднимает агрегат за ножку и швыряет в багажник полицейской машины под аккомпанемент восторженных возгласов.

Зевак столько — яблоку упасть негде, слетелись как мухи на труп. Только труп уже увозят.

Я чувствую грусть, ужас, опасность. Опасность такая, что пытаюсь спрятаться получше, взобравшись по стеклу на самый верх дверной ниши.

Постепенно толпа рассасывается, полиция возвращается к исполнению своих обычных обязанностей, и я решаю, что угроза миновала. Но все равно выжидаю еще час, прежде чем сдвинуться с места. Дороги сейчас куда оживленнее, десятки тысяч людей кружат по улицам метрополиса в преддверии празднования наступающего Нового года.

А мне надо подкрепиться.

Преодолеваю нависающую притолоку и бесшумно карабкаюсь по стене здания. Над магазинами несчетное число офисов, которые сейчас должны пустовать. С легкостью справляюсь с оконным шпингалетом: окна здесь большие, тяжелые, с одной створкой — какой контраст с маленькими освинцованными оконными переплетами моего отрочества!