Дракула

Ван Хелсинг приказывает своим всадникам трогаться в путь. Харкер залезает в карету. Вестенра с ужасом смотрит, как Ван Хелсинг размахивает саблей над головой своего помощника.

Вестенра: По-моему, этот тип выжил из ума.

Харкер: Ничего, это не так плохо. Для того чтобы выдержать схватку, которая нам предстоит, лучше быть безумным.

Сабля Ван Хелсинга сверкает в лунном свете.

Ван Хелсинг: Вперед, в ущелье Борго! Ангелы мои, вперед!

Ван Хелсинг ведет свое воинство быстрым галопом. Карета катится вверх по горной дороге вслед за кавалерийским отрядом. Аэростаты парят в ночном воздухе.

Вдали раздается завывание волков.

Между аэростатами висит на ремнях труба фонографа.

Оттуда изливается музыка. Увертюра к «Лебединому озеру».

Ван Хелсинг: Музыка. Чайковский. Она приведет демонов в уныние. Заставит их вспомнить о том, что они безвозвратно утратили. О том, что они мертвы. Тогда нам будет проще убить их. Убить раз и навсегда.

Ободряя свое войско, Ван Хелсинг размахивает саблей. Темные быстрые тени отделяются от деревьев и скользят меж ног лошадей. Ван Хелсинг одним взмахом отсекает; голову волку. Голова ударяется о древесный ствол, превращается в голову цыганского мальчика и исчезает в темноте.

Кавалерия Ван Хелсинга бесстрашно углубляется в сосновый лес. Всадники несут зажженные факелы. Музыка взмывает вверх. Огонь и дым крадутся между деревьями.

В карете Вестенра затыкает уши пальцами. Мюррей улыбается так безмятежно, словно совершает прогулку по Брайтон-Бич. Харкер перебирает свою коллекцию распятий.

В маленьком цыганском таборе в ущелье Борго царит тишина. Старшие собрались вокруг костров. Девушка слышит музыку Чайковского, принесенную ветром, и предупреждает табор об опасности.

Поднимается суета. Некоторые цыгане превращаются в волков.

Аэростаты висят под самой луной, бросая на землю огромные тени.

Топот копыт, в тысячу раз усиленный эхом, раскаты грома. Земля сотрясается. Лес дрожит.

Кавалерия Ван Хелсинга вырывается из-за деревьев и налетает на цыганский табор. Всадники носятся туда-сюда, опрокидывая кибитки, перескакивая через костры. Десятки пылающих факелов мечутся в воздухе. Волки-оборотни, с подпаленными шкурами, с рычанием набрасываются на всадников.

Тут и там сверкают клинки, покрасневшие от крови.

Ван Хелсинг слезает с лошади и разгуливает в самой гуще схватки, стреляя в головы врагов из пистолета. Серебряные пули вдребезги разносят черепа волков.

Молодая девушка приближается к помощнику Ван Хелсинга, приветливо улыбаясь. Она шипит, открывает рот и вонзает клыки в его шею.

Один из всадников отбрасывает цыганку прочь, швыряет ее на землю лицом вниз и разрывает на ней корсаж, обнажая спину. Ван Хелсинг вонзает ей меж ребер копье, пригвождая ее к окровавленной земле.

Ван Хелсинг: Получай, сука вампирская!

Всадники поздравляют друг друга с победой. Раздавшийся поблизости взрыв заставляет их вздрогнуть. Ван Хелсинг и бровью не ведет.

Голос Харкера: Сам Всевышний помогает Ван Хелсингу. Он неуязвим перед любой опасностью. На нем Божье благословение.

Ван Хелсинг опускается на колени перед своим раненым помощником и поливает его искромсанную клыками шею святой водой. Рана шипит и испускает пар, помощник вопит от боли.

Ван Хелсинг: Слишком поздно, слишком поздно. Мне очень жаль, мой мальчик.

Ван Хелсинг выхватывает кривой нож и отрезает помощнику голову. Кровь брызгает ему на галифе.

Увертюра затихает. Битва заканчивается.

Цыганский табор превращен в руины. Костры по-прежнему горят. Все цыгане мертвы или умирают, обезглавленные, проколотые насквозь штыками, пораженные серебряными пулями. Ван Хелсинг раздает святые облатки, посыпает трупы крошками, бормочет заупокойные молитвы.

Харкер сидит, обессиленный, к подошвам его пристали комья окровавленной земли.

Голос Харкера: Если Ван Хелсинг служит Богу подобным образом, я не понимаю, почему он считает Дракулу приспешником Сатаны.

Небо над горами начинает розоветь. Первые лучи восходящего солнца падают на разгромленный табор.

Ван Хелсинг стоит во весь рост, окруженный утренним туманом.

Несколько раненых вампиров начинают корчиться и пронзительно вопить, обугливаясь на солнце и на глазах превращаясь в головешки.

Ван Хелсинг: Как я люблю этот запах… запах испепеленных солнцем врагов… Именно так должно благоухать спасение.

Фрэнсис стоял на скале и смотрел, как кавалерия удаляется от съемочной площадки. На лице у него застыло обиженное выражение маленького мальчика, у которого только что отняли игрушку. Цыганская массовка, сбитая с толку этим маневром, толкалась среди декораций. Сторатто, не обращая на происходящее никакого внимания, сосредоточенно возился с объективами.

Желающих сообщить Фрэнсису о том, что происходит, не находилось.

Они потратили два часа, репетируя атаку, вычисляя передвижения камеры, отрабатывая трюк с обезглавливанием и наполняя пластиковые пакеты красной краской, изображающей кровь. Беспощадный кавалерийский отряд Ван Хелсинга был загримирован и приведен в полную боевую готовность.