Дракула

Дома мы прежде всего отмыли и отогрели ноги, помолились, поблагодарив Бога за спасение, и я уложила ее спать. Прежде чем заснуть, она просила, просто умоляла никому, даже матери, не говорить ни слова о ее приключении. Сначала я колебалась, но, вспомнив о состоянии здоровья миссис Вестенра и понимая, что такая история может быть — и наверняка будет! — ложно истолкована, если о ней прознают, решила, что разумнее согласиться с Люси. Надеюсь, я правильно рассудила. Заперев дверь, я привязала ключ к запястью. Люси крепко заснула. Наступает рассвет…

Тот же день, полдень. Все хорошо. Люси спала, пока я ее не разбудила. Ночное приключение как будто не только не повредило ей, но даже пошло на пользу: она выглядит сегодня утром лучше, чем обычно. Я расстроена лишь тем, что по неловкости задела ее булавкой, да так сильно, что проколола ей кожу на шее: там видны две малюсенькие точки, а на тесьме ее ночной сорочки — пятнышко крови. Когда я, обеспокоенная этим, извинялась перед нею, она рассмеялась и обняла меня, сказав, что даже ничего не чувствует. К счастью, шрама не останется — такие крохотные ранки.

В тот же день, ночью. День прошел хорошо. Было ясно, солнечно, дул прохладный ветерок. Мы решили пообедать в Малгрейв-Вудс. Миссис Вестенра поехала туда в экипаже, а мы с Люси пошли пешком по тропинке, по утесам, и присоединились к ней уже на месте. Мне было немного грустно — я не могла чувствовать себя совершенно счастливой, пока Джонатан не со мной. Ну что ж, нужно набраться терпения. Вечером мы прогулялись на улицу Казино-Террэйс — насладиться прекрасной музыкой Шпора и Маккензи^{30} — и рано легли спать. Люси выглядит вполне спокойной, она сразу заснула. Запру дверь, а ключ спрячу, как в прошлую ночь, хотя надеюсь, что сегодня обойдется без неприятностей.

12 августа. Мои надежды не оправдались: дважды я просыпалась ночью из-за того, что Люси пыталась выйти. Даже во сне она казалась возмущенной тем, что дверь заперта, и возвращалась в постель недовольная. Я проснулась на рассвете от щебета птиц за окном. Люси тоже проснулась, и я порадовалась — она чувствует себя лучше, чем вчера утром. К ней вернулась ее прежняя беззаботность. Она уютно устроилась подле меня и рассказывала мне об Артуре. Я же поделилась с ней своими опасениями насчет Джонатана, и она старалась успокоить меня. Пожалуй, ей это удалось. Конечно, сочувствие не может изменить сложившихся обстоятельств, но все же становится немного легче их переносить.

13 августа. Снова спокойный день и сон с ключом на запястье. Я опять проснулась ночью — Люси сидела на постели и, в глубоком сне, смотрела на окно. Я тихо встала и, отодвинув штору, выглянула. Ярко светила луна; море и небо, объединенные одной великой, безмолвной тайной, невыразимо прекрасны. У самого окна кружила большая летучая мышь, освещенная лунным светом. Пару раз она подлетала совсем близко, но, видимо, испугалась, увидев меня, и полетела через гавань к аббатству. Когда я отошла от окна, Люси уже мирно спала. Больше в эту ночь она не вставала.

14 августа. Целый день — на Восточном утесе, читаю и пишу. Люси тоже полюбила это место, ее трудно увести отсюда даже для того, чтобы перекусить. Сегодня она сделала странное замечание. Возвращаясь домой к ужину, мы поднялись на самый верх лестницы, ведущей от Западного мола, и остановились, как всегда, полюбоваться видом. Багряные лучи заходящего солнца озаряли Восточный утес и старое аббатство, окутывая все прекрасным розовым светом. Вдруг Люси тихо, как бы про себя, сказала:

— Снова эти красные глаза! Они точно такие же.

Это прозвучало очень странно, ни с того ни с сего, и встревожило меня. Я взглянула на Люси и увидела, что она в полусонном состоянии, с каким-то отсутствующим, непонятным мне выражением лица; я проследила направление ее лихорадочно блестевшего взгляда. Она смотрела на нашу скамью, на которой одиноко сидела какая-то темная фигура. Я сама немного испугалась: на мгновение показалось, будто у незнакомца большие глаза, полыхающие, подобно факелам. Взглянула снова — иллюзия рассеялась: просто багряный свет погружавшегося в море солнца отражался в окнах церкви Святой Марии за нашей скамьей. Я сказала Люси об этом, она вздрогнула и пришла в себя, но была очень грустна; возможно, вспомнила о той ужасной ночи. Мы никогда не говорили о ней, я и теперь ничего не сказала, и мы пошли домой.

У Люси разболелась голова, и она рано легла. Я же решила прогуляться по холмам и, исполненная светлой печали, думала о Джонатане. Когда я возвращалась, луна светила так ярко, что почти вся улица, кроме нашей части, была хорошо видна. Я взглянула на наше окно и увидела Люси. Решив, что она высматривает меня, я помахала ей носовым платком. Она не ответила. Тут свет луны упал на окно, и я ясно увидела, что Люси облокотилась на подоконник, глаза ее закрыты, а около нее сидит что-то вроде большой птицы. Испугавшись, что она простудится, я быстро взбежала наверх, в спальню.