Читаем Дракула полностью

19 августа. Вчера вечером в Ренфилде произошла странная и внезапная перемена. Где-то с восьми часов он стал волноваться и принюхиваться, как собака, идущая по следу. Служитель, зная, что я им интересуюсь, постарался разговорить его. Обычно Ренфилд относится к служителю с уважением, иногда даже подобострастно, но тут держался надменно. Не снизошел даже до разговора с ним, сказав лишь:

— Не желаю говорить с вами: отныне вы для меня не существуете; теперь у меня есть Господин.

Служитель решил, что у него приступ религиозной мании.

В этом случае возможны срывы: сильный человек, одержимый одновременно манией убийства и религиозной манией, может стать опасен. Ужасное сочетание. В девять вечера я сам проведал его. Он отнесся ко мне так же, как к служителю. Был настолько преисполнен сознанием собственного величия, что не делал особого различия между мной и служителем. Это действительно похоже на религиозную манию, он может скоро возомнить себя Богом. Конечно, различия между нами, смертными, слишком мелки, незначительны для Всемогущего. Как же легко разгадать сумасшедшего! Истинному Богу воробей дорог, а боги, сотворенные человеческим тщеславием, не видят различия между орлом и воробьем. Если бы люди знали…

В течение получаса возбуждение Ренфилда возрастало. Я не подал виду, что наблюдаю за ним. Вдруг у него в глазах появилось хитрое выражение, столь характерное для сумасшедшего, когда у него возникает какая-то идея. Он вполне успокоился и покорно сел на край кровати, уставившись в пространство тусклыми глазами. Я решил узнать, реальна или притворна его апатия, и завел с ним разговор о его любимцах — животных и насекомых, эта тема всегда живо интересовала его. Сначала он не отвечал, наконец раздраженно бросил:

— Да ну их всех! Мне сейчас не до них.

— Как? — воскликнул я. — Вы хотите сказать, что вам безразличны пауки? (Именно пауки были его последней слабостью, его записная книжка быстро заполнялась длинными колонками цифр.)

На это он загадочно ответил:

— С появлением невесты подружки ее меркнут.[95]

Он не захотел объяснить смысл своих слов и все время, пока я у него пробыл, безмолвно сидел на постели.

Я сегодня очень устал, и настроение неважное. Не могу не думать о Люси и о том, что все могло сложиться по-иному. Если сразу не засну, приму хлорал, этот современный Морфей, — С2НСl3O. Н2O! Впрочем, нужно следить, чтобы это не вошло в привычку. Нет, пожалуй, сегодня не стану! Не буду свои мысли о Люси смешивать с этим… В крайнем случае не посплю сегодня.

Позднее. Хорошо, что принял такое решение; еще лучше, что последовал ему. Лежал, маялся, услышал, как часы пробили два, — и тут пришел ночной дежурный с сообщением, что Ренфилд сбежал. Я тотчас оделся и помчался вниз: мой пациент слишком опасен для того, чтобы шататься по округе. Служитель ждал меня. Он сказал, что за десять минут до побега видел его в дверной глазок в постели вроде бы спящим. Потом его внимание привлек звук открываемого окна. Он бросился в палату, но увидел в окне лишь его пятки. Он сразу послал за мной. Ренфилд — в ночной рубашке и не мог уйти далеко. Служитель предпочел проследить, куда он направится, чем бежать за ним через дверь, рискуя потерять беглеца из виду. В окно служитель вылезти не мог — ввиду своей внушительной комплекции, а так как я худощав, то забрался с его помощью на подоконник, спустил ноги наружу и спрыгнул вниз — окно невысоко от земли. По словам служителя, больной побежал налево, а потом прямо. Миновав парк, я увидел белую фигуру беглеца — он карабкался по стене, отделяющей территорию лечебницы от соседнего дома, в котором никто не живет.

Я вернулся и велел дежурному немедленно позвать четырех служителей — на случай если больной в буйном состоянии. Сам же я достал лестницу, перелез через стену и, увидев, что Ренфилд поворачивает за дом, побежал за ним. Он стоял, прильнув к обитой железом дубовой двери часовни, и с кем-то разговаривал. Я боялся подойти ближе, чтобы не спугнуть его. Гоняться за пчелиным роем — ничто в сравнении с выслеживанием сумасшедшего! Вскоре, однако, я понял, что он совершенно не обращает внимания на происходящее вокруг, и подошел ближе, тем более что мои люди уже перелезли через стену и подкрались к нему с флангов. Мне стало слышно, как он говорит:

— Я здесь, мой Господин, жду ваших приказаний. Я — ваш раб, и вы вознаградите меня за верность. Я давно боготворил вас издалека. Теперь вы рядом, я ожидаю ваших приказаний и надеюсь, что вы не обойдете меня, мой дорогой Господин, при раздаче наград?

Перейти на страницу:

Все книги серии Гримуар

Несколько случаев из оккультной практики доктора Джона Сайленса
Несколько случаев из оккультной практики доктора Джона Сайленса

«Несколько случаев из оккультной практики доктора Джона Сайленса» — роман Элджернона Блэквуда, состоящий из пяти новелл. Заглавный герой романа, Джон Сайленс — своего рода мистический детектив-одиночка и оккультист-профессионал, берётся расследовать дела так или иначе связанные со всяческими сверхъестественными событиями.Есть в характере этого человека нечто особое, определяющее своеобразие его медицинской практики: он предпочитает случаи сложные, неординарные, не поддающиеся тривиальному объяснению и… и какие-то неуловимые. Их принято считать психическими расстройствами, и, хотя Джон Сайленс первым не согласится с подобным определением, многие за глаза именуют его психиатром.При этом он еще и тонкий психолог, готовый помочь людям, которым не могут помочь другие врачи, ибо некоторые дела могут выходить за рамки их компетенций…

Элджернон Генри Блэквуд

Фантастика / Классический детектив / Ужасы и мистика
Кентавр
Кентавр

Umbram fugat veritas (Тень бежит истины — лат.) — этот посвятительный девиз, полученный в Храме Исиды-Урании герметического ордена Золотой Зари в 1900 г., Элджернон Блэквуд (1869–1951) в полной мере воплотил в своем творчестве, проливая свет истины на такие темные иррациональные области человеческого духа, как восходящее к праисторическим истокам традиционное жреческое знание и оргиастические мистерии древних египтян, как проникнутые пантеистическим мировоззрением кровавые друидические практики и шаманские обряды североамериканских индейцев, как безумные дионисийские культы Средиземноморья и мрачные оккультные ритуалы с их вторгающимися из потустороннего паранормальными феноменами. Свидетельством тому настоящий сборник никогда раньше не переводившихся на русский язык избранных произведений английского писателя, среди которых прежде всего следует отметить роман «Кентавр»: здесь с особой силой прозвучала тема «расширения сознания», доминирующая в том сокровенном опусе, который, по мнению автора, прошедшего в 1923 г. эзотерическую школу Г. Гурджиева, отворял врата иной реальности, позволяя войти в мир древнегреческих мифов.«Даже речи не может идти о сомнениях в даровании мистера Блэквуда, — писал Х. Лавкрафт в статье «Сверхъестественный ужас в литературе», — ибо еще никто с таким искусством, серьезностью и доскональной точностью не передавал обертона некоей пугающей странности повседневной жизни, никто со столь сверхъестественной интуицией не слагал деталь к детали, дабы вызвать чувства и ощущения, помогающие преодолеть переход из реального мира в мир потусторонний. Лучше других он понимает, что чувствительные, утонченные люди всегда живут где-то на границе грез и что почти никакой разницы между образами, созданными реальным миром и миром фантазий нет».

Элджернон Генри Блэквуд

Фантастика / Ужасы / Социально-философская фантастика / Ужасы и мистика
История, которой даже имени нет
История, которой даже имени нет

«Воинствующая Церковь не имела паладина более ревностного, чем этот тамплиер пера, чья дерзновенная критика есть постоянный крестовый поход… Кажется, французский язык еще никогда не восходил до столь надменной парадоксальности. Это слияние грубости с изысканностью, насилия с деликатностью, горечи с утонченностью напоминает те колдовские напитки, которые изготовлялись из цветов и змеиного яда, из крови тигрицы и дикого меда». Эти слова П. де Сен-Виктора поразительно точно характеризуют личность и творчество Жюля Барбе д'Оревильи (1808–1889), а настоящий том избранных произведений этого одного из самых необычных французских писателей XIX в., составленный из таких признанных шедевров, как роман «Порченая» (1854), сборника рассказов «Те, что от дьявола» (1873) и повести «История, которой даже имени нет» (1882), лучшее тому подтверждение. Никогда не скрывавший своих роялистских взглядов Барбе, которого Реми де Гурмон (1858–1915) в своем открывающем книгу эссе назвал «потаенным классиком» и включил в «клан пренебрегающих добродетелью и издевающихся над обывательским здравомыслием», неоднократно обвинялся в имморализме — после выхода в свет «Тех, что от дьявола» против него по требованию республиканской прессы был даже начат судебный процесс, — однако его противоречивым творчеством восхищались собратья по перу самых разных направлений. «Барбе д'Оревильи не рискует стать писателем популярным, — писал М. Волошин, — так как, чтобы полюбить его, надо дойти до той степени сознания, когда начинаешь любить человека лишь за непримиримость противоречий, в нем сочетающихся, за широту размахов маятника, за величавую отдаленность морозных полюсов его души», — и все же редакция надеется, что истинные любители французского романтизма и символизма смогут по достоинству оценить эту филигранную прозу, мастерски переведенную М. и Е. Кожевниковыми и снабженную исчерпывающими примечаниями.

Жюль-Амеде Барбе д'Оревильи

Фантастика / Проза / Классическая проза / Ужасы и мистика

Похожие книги