Благодарение Господу, моя власть простирается всюду без помощи других людей. С вами мы заключили добрый и нерушимый мир, но если вы окажетесь врагами, то будете враги. Теперь мы вполне понимаем, каким образом вы хотели добиться, чтобы тот валашский священник, что называет себя сыном воеводы, унаследовал то, что по праву принадлежит мне. И если он еще что-то против меня предпримет, то лишь потому, что вы ему это постоянно советуете. То же касается и земель Амлаша, которые он грозится захватить: он может сделать это по своей воле и одновременно по вашему желанию. Вследствие сложившихся обстоятельств мы настоятельно просим вас, чтобы вы ради Бога и заповедей католической веры, а также ради братства и дружбы между нами ответили нам письмом или по-другому уведомили, желаете ли вы оставаться верными соглашениям и положениям, закрепленным в грамотах, что хранятся у нас и у вас. Но даже если вы не захотите нас уведомить, мы сможем дать вам отпор и править дальше.
Дано в Тырговиште в понедельник после дня блаженного папы Григория (14 марта. —
Влад, воевода, брат, сын и слуга ваш во всем.
Знатным мужам, дальновидным и осмотрительным господам — Освальду, главе города, судьям и советникам Германштадта, одного из семи саксонских городов, нашим друзьям и соседям, которых мы искренне уважаем»[55].
Как видно, Дракула считал городские власти Сибиу виновными не только в поддержке Влада Монаха, но и в уже упомянутом покушении на него, вдохновители которого постоянно жили в этом городе. Один из них, Петер Гереб, граф де Рошия, несколько раз был мэром Сибиу; другой, Петерман де Лонго-Кампо, прежде жил в Валахии, а теперь владел половиной герцогства Амлаш. Господаря особенно разгневало то, что претендент обещает передать саксам валашские таможни, дававшие казне княжества немалую часть доходов. Дело было не в самом Владе Монахе, которому тогда было около тридцати — он, как показали последующие события, был человеком не слишком деятельным, не отличавшимся жестокостью и коварством. За его спиной стояли бежавшие в Трансильванию сторонники Владислава, связанные и с саксами, и с венгерским двором. Даже расправившись со всеми врагами внутри страны, господарь всегда мог ждать удара от изгнанников, которым так упрямо и недальновидно помогали его немецкие «друзья и соседи».
На послания Дракулы патриции обоих городов вновь ответили глухим молчанием. В следующем месяце, сразу после расправы над боярами, он с конным войском вторгся в Трансильванию. Вторжение было согласовано с новым союзником Михаем Силади, который объявил войну саксонским городам. Дело в том, что Силади хотел посадить на трон Венгрии племянника, Матьяша Корвина, а немцы поддерживали своих соплеменников Габсбургов. Узнав о нападении Дракулы, Брашов и Сибиу в панике затворили ворота, и валахи несколько дней беспрепятственно грабили окрестные деревни. Господарь приказал преподать саксам урок, и его подчиненные старались как могли. Сочинители кровавых анекдотов о Дракуле упорно игнорируют хронологию, но похоже, что именно той весной были уничтожены немецкие деревни Кастенхольц, Нойдорф, Хольцмайна и другие в окрестностях Сибиу. На колы там никого не сажали — просто сожгли селения вместе с жителями, которых заперли в их домах. Об этом пишет Бехайм, которому можно и не верить, но подобные экзекуции Дракула не раз совершал и позже.
По сообщению того же Бехайма, многие саксы были угнаны в Валахию и там все-таки посажены на кол, но последнюю деталь поэт, похоже, присочинил. Скорее всего, пленные были заложниками, ради возвращения которых городской совет Брашова осенью 1457 года начал переговоры с Владом и Михаем Силади. 23 ноября в Праге умер злополучный Ласло V, оставив венгерский трон вакантным. Его советники продолжали держать в тюрьме главного претендента, четырнадцатилетнего Матьяша Корвина, но знать все громче требовала его освобождения. В этой неспокойной обстановке Дракула и брашовяне предпочли оперативно достичь соглашения. Саксы обязались выгнать из города Дана и впредь не поддерживать врагов воеводы, а взамен получили пленников и все торговые привилегии, которыми пользовались прежде. Дракулу такое положение не устраивало и он собирался изменить его, но позже. 1 декабря он писал городскому совету Брашова: