Дракула

Это выглядит пропагандистским преувеличением, однако при Дракуле явно наметилась тенденция, начавшаяся еще при Мирче Старом: привлекать к управлению страной не только «больших бояр», занятых в основном делами своих поместий, но и «меньших», богатство и положение которых целиком зависели от воли господаря. Это отчасти напоминает политику русских царей, опиравшихся на дворян в борьбе с родовитым боярством. Однако в Валахии дворяне — и правители — в итоге потерпели поражение, когда турки сделали соглашателей-бояр своей главной опорой.

Единственное известное нам описание окружения Дракулы принадлежит Михаэлю Бехайму — естественно, резко негативное. Двор воеводы в поэме мейстерзингера предстает как «образец кощунства и разврата», где в чести только тот, кто может выдумать для забавы воеводы какое-нибудь еще неслыханное злодеяние. При этом там все завидуют друг другу, норовя отправить недруга в опалу, а еще лучше — на казнь:

Там был со зверем каждый схож.
Царили там интриги, ложь
И низкое притворство.
Был каждый каждому врагом
И видел ненависть в другом,
В предательстве проворство…

Главной опорой Дракулы была его личная гвардия, составленная в основном из наемников — что-то вроде русского опричного войска. Можно догадаться по аналогии, что эти головорезы, набранные со всей Восточной Европы («татарин, турок и мадьяр», по словам того же Бехайма), отличались не столько на войне, сколько в казнях врагов господаря. Кстати, между палачами — напомним, что их называли «армаши» — делилась часть имущества казненных, в то время как другая часть поступала в государственную казну. Это неизбежно порождало злоупотребления, доносы и гибель невинных. Впрочем, еще раз скажем, что на сей счет можно только гадать — в отличие от Ивана Грозного, Дракула не вел списков казненных им людей. Мы знаем по именам лишь немногих его жертв и совсем не знаем палачей — никому не ведомо, кто был валашским Малютой Скуратовым или Басмановым, и какая участь их постигла. Их-то, в отличие от самого Дракулы, народ никогда не идеализировал и доброй памяти о них не сохранил.

Число «опричников» Влада достигало четырех тысяч человек, а в его дружине, состоящей большей частью из «храбрецов», служило примерно столько же. Вместе они образовывали «малое войско» (oastea mica), которое в случае войны превращалось в «большое» (oastea mare) путем прибавления боярских дружин и народного ополчения. Даже в случае полной мобилизации валашская армия не превышала 40 тысяч человек — большей частью необученных и плохо вооруженных. Это означало неминуемое поражение в схватке с агрессивными соседями, прежде всего с турками, которые в одной только Румелии (европейской части Османской империи) могли легко собрать пятидесятитысячное войско. Выходом могло стать еще более широкое привлечение наемников, к которому в ту эпоху начали прибегать государи всей Европы. Но для этого требовались деньги. Конфискация собственности опальных бояр, если она и состоялась, не решила проблему. Повышать налоги до бесконечности было невозможно, а торговля, которая могла приносить в казну неплохой доход, находилась в руках немецких купцов, освобожденных от пошлин.

Отношения Дракулы с Трансильванией после прошлогоднего военного конфликта пока что были мирными. Господарю даже вернули Амлаш и Фэгэраш со всеми их доходами. Однако условия мирного договора не соблюдались: свободно торгуя на всей территории Валахии, саксы по-прежнему не допускали румынских купцов на свои рынки, а тем более в другие страны Европы. Вдобавок они снова впустили в Брашов Дана III Данешти, вокруг которого понемногу объединялись все изгнанники из Валахии. 3 марта 1458 года Матьяш Корвин направил городскому совету Брашова письмо, в котором требовал отказаться от враждебного отношения к Дракуле — в противном случае они сами будут виноваты в «зле и ущербе», которые им причинит воевода. Король предупредил, что в случае конфликта не собирается заступаться за саксов, которые «испытывают его терпение».