Дело Плогойвица вызвало такой резонанс, что отчета по нему потребовал сам австрийский император Карл VI. Отчет Фромбальда (кстати, именно в нем впервые письменно употребляется слово «вампир») вошел в диссертацию Михаэля Ранфта, защищенную в том же году в Лейцпиге и названную «О жующих и чавкающих в гробу мертвецах». Немецкий врач первым попытался дать феномену вампиризма научное объяснение: «Этот храбрый человек погиб внезапной насильственной смертью. Эта смерть, какой бы она ни была, могла спровоцировать у выживших видения, которые были у них после его смерти. Внезапная смерть породила беспокойство в семейном кругу. Беспокойство было в паре со скорбью. Скорбь приносит меланхолию. Меланхолия становится причиной бессонных ночей и мучительных снов. Эти сны ослабляли тело и дух до тех пор, пока болезнь в конце концов не приводила к смерти».
В 1731 году похожий случай произошел в сербской деревне Медведже, где крестьянина Арнота Паоле[128], погибшего при падении с повозки, обвинили в гибели людей и скота. Свидетели рассказали, что Паоле прежде служил в армии в Греции, где его укусил вампир. Знающий, что делать в таких случаях, Паоле раскопал могилу вампира, вбил ему в сердце кол и съел горсть могильной земли, но это не помогло — он сам превратился в кровососа. В отчете австрийского военного врача Иоганна Флюкингера (1732) говорилось:
«Спустя 20 или 30 дней некоторые люди принялись жаловаться, что донимает их указанный Арнонд Паоле, и действительно убил он 4 особ. Дабы покончить с этой бедой, они указанного Арнонда Паоле по прошествии 40 дней с его смерти выкопали и обнаружили, что он вполне цел и не разложился, в то время как свежая кровь течет из его глаз, носа, рта и ушей, что рубаха, саван и гроб были все окровавлены, и что старые ногти на руках и ногах, а также кожа отделились и под ними выросли новые. И поскольку они увидели, что он истинный вампир, они согласно своему обычаю пронзили его сердце колом, после чего он издал слышимый стон и началось обильное кровоточение. Засим тело в тот же день сожгли и пепел бросили в могилу. Эти люди еще говорят, что все, кого мучили и умертвили вампиры, сами должны стать вампирами, и потому они казнили еще 4 особ таким же манером. Далее добавляют они, что указанный Арнонд Паоле нападал не только на людей, но и на скотину, и высасывал кровь из животных, люди же поедали их мясо. И следственно, здесь и теперь еще имеются вампиры. Всего же за время трех месяцев 17 молодых и старых особ отошли в мир иной»[129].
Эти случаи заинтересовали ученых и богословов, затеявших многолетнюю дискуссию о вампирах. Одни утверждали, что его вызывают демоны, проникающие в тела мертвецов; другие возражали, что верить в это — значит допускать, что Сатана может оживлять людей, а это по силам одному Всевышнему. Появилась и компромиссная версия, которую высказал английский король Яков I в своей «Демонологии»: вампиры — это нечистые духи, которые только принимают облик людей. В 1746 году ясность в этот вопрос решил внести бенедиктинский монах дом Огюстен Кальме, издавший в Париже «Трактат о явлениях ангелов, демонов и духов», где перечислялись десятки случаев вампиризма — почти все в той же Юго-Восточной Европе. Скрупулезно рассмотрев их все, святой отец пришел к выводу, что реальное существование вампиров сомнительно, однако нельзя исключить, что они представляют собой иллюзии, порожденные дьяволом и способные до смерти напугать суеверных людей. Эти выводы были изложены так туманно, что многие поняли их ровно наоборот — вампиры существуют и их жертвой может стать буквально каждый.
Знакомый с Кальме Вольтер высмеял его легковерие, написав для своего «Философского словаря» (1764) заметку «Вампир», где говорилось: «Эти самые вампиры — мертвецы, которые выходят ночью из своих могил, чтобы приходить к живым и высасывать их кровь либо из горла, либо из живота, после чего они снова укладываются в свои ямы. Живые от укуса вампира худеют, бледнеют, чахнут, а мертвецы-кровососы жиреют, приобретают здоровый цвет лица и вообще выглядят весьма аппетитно. Они устраивали свои застолья в Польше, Венгрии, Силезии, Моравии, Австрии, Лотарингии. Ни в Лондоне, ни даже в Париже о вампирах и не слышали. Я признаю, в этих городах есть биржевые игроки, трактирщики, деловые люди, которые средь бела дня пьют кровь народа; они, конечно, испорченные, но не мертвые. И проживают эти настоящие кровососы отнюдь не на кладбищах, а в очень удобных дворцах… С 1730 по 1735 год только и говорили о вампирах; их подстерегали, их сердца вырывали и сжигали. Но они напоминали мучеников древности — чем большее число их жгли, тем больше их становилось»[130].