Дракула бессмертен

Его мать казалась такой юной… подобное лицо могло бы быть у оскорбленной в лучших чувствах девушки-подростка. Квинси подумал о мальчишках, которых много лет назад колотил, защищая ее честь. Вдруг ему стало невыносимо стыдно. Он вырвал роман у матери из рук.

— Эта кровожадная тварь, Дракула, навеки разлучила тебя с отцом. И попробуй сказать, что я лгу.

— Да ты просто ничего не знаешь!

— Ты вступила с Дракулой в сговор против отца. Пила его кровь! — закричал Квинси. Затем он начал цитировать по памяти: — Глава двадцать первая… На кровати у окна лежал Джонатан Харкер…

— Довольно! — По лицу Мины текли слезы.

Еще совсем недавно Квинси ужаснуло бы, что мать плачет по его вине. Однако сейчас…

Все эти годы он считал, что в трагедии их семьи виновато пьянство отца. Теперь Квинси открылась правда. Взяться за бутылку отца заставило предательство матери. Это она навлекла погибель на их дом, разрушила их жизнь.

— В этом романе ничего не выдумано. Вечной молодостью ты обязана только демону, Дракуле.

— Я подозревала, что ты меня не поймешь. Я бы в твоем возрасте тоже не смогла, — всхлипнула Мина. — Зло не бывает черное и белое, есть лишь оттенки серого.

Квинси опять потряс книгой.

— Нет-нет, я все понимаю. Теперь мне все ясно. Вот почему отец пытался держать меня в узде — чтобы я не узнал, какова на самом деле женщина, стоящая сейчас передо мной.

— Отец не хотел тебя отпускать, потому что так ему легче было беречь тебя.

Вот что подразумевал отец, говоря о его «безопасности»: речь шла не о финансовом благополучии, а о сохранности жизни Квинси. Вот почему отец вмешался, когда тронулась с мертвой точки его театральная карьера. Только чтобы защитить сына.

Квинси швырнул книгу на стол, схватил копию «Ле Темп», которую оставлял там сушиться, и сунул матери в лицо. Пусть увидит мужчину, посаженного на кол в центре площади Пикадилли.

— Цепеш… Колосажатель. Похоже, это не меня нужно было оберегать, а папу… от твоего бывшего любовника!

Мина набрала в грудь воздуха.

— Я любила твоего отца так же сильно, как и тебя.

Любила. Квинси в душе усмехнулся. В поступках Мины никакой любви не чувствовалось.

— Всю мою жизнь ты позволяла мне несправедливо поносить отца. Сколько гадостей я ему наговорил! Сколько кошмарной лжи, в которую ты заставила меня поверить. Больше я на твои уловки не поведусь. И простить тебя не смогу. Не поверю ни единому твоему слову. Но можешь быть спокойна, я не рохля вроде Гамлета. Мой отец будет отмщен. Да поможет тебе Бог!

С этими словами Квинси вылетел в переднюю, на ходу подхватывая пальто.

Мина закричала ему вслед:

— Нет! Квинси, не надо! Презирай свою мать, если считаешь нужным, но наша семья уже достаточно принесла жертв! Если любишь меня, забудь о прошлом, каким бы ужасным оно ни было! Не вороши того, что давно сгинуло, иначе закончишь еще хуже, чем твой отец!

Квинси захлопнул за собой дверь и даже не оглянулся.

Мина не знала, выдержит ли сердце новую боль. Видеть на лице сына отвращение и гнев было выше ее сил. Так вот что чувствовал Джонатан, когда сын злился на него… Все ее преступление состояло в том, что она пыталась спасти сына, — и теперь она сама подтолкнула его навстречу угрозе.

Мина сжала в руках золотое распятие, висевшее на шее. Неужели темный князь узнал тайну, которую я скрывала от него все эти годы? Неужели он так зол на меня, что задумал отомстить… мне и тем, кого я люблю?

Глава XXII

«Dixitque Deus fiat lux et facta est lux». И сказал Бог: да будет свет. И стал свет. Так началось сотворение вселенной.

Двухколесный экипаж нес старика сквозь лондонскую ночь. Ливерпуль-стрит прискорбно изменилась. Исчезли без следа прекрасные газовые фонари; их место заступили столбы с дуговыми лампами, испускавшими слишком яркий и режущий глаза свет. Больше ни один прохожий не посмотрит в ночное небо, чтобы не сбиться с пути. Электричество затмило звезды; человек отрезал себя от небес. Старика немного утешал тот факт, что вряд ли он протянет достаточно долго, чтобы засвидетельствовать гибель своего вида. В жизни ему оставалось выполнить всего одно дело, но почти все его силы ушли на путешествие из Амстердама.

Он уже успел забыть, как ненавидит английскую погоду. От непрекращающегося дождя заныли суставы, кости наполнила промозглая сырость. Дорога из голландской столицы заняла больше времени, чем хотелось. А ведь когда-то ему ничего не стоило проделать этот путь несколько раз за месяц. Теперь из-за дряхлости он опоздал на поезд в Антверпене и целый день потом ждал следующего. Его дух оставался сильным, но изможденное тело приходилось понукать.

Кэб остановился перед старинным изящным зданием из красного кирпича — давно знакомой старику гостиницей «Грейт-Истерн». Как и многое другое, она сильно изменилась: владельцы приобрели соседний дом и превратили его в Дополнительное крыло.