Дракула. Повести о вампирах (сборник)

Лорд Годалминг насупился и мрачно зашагал по комнате. Затем, постепенно замедляя шаги, он остановился и, обращаясь к каждому из нас по очереди, сказал:

— Квинси рассуждает совершенно правильно. Взлом помещения — вещь слишком серьезная. Один раз все сошло великолепно, но в данном случае куда трудней, разве только мы найдем ключи от дома у графа.

Так как до утра мы ничего не могли предпринять и приходилось ждать письмо от Митчела, мы решили устроить передышку до завтрака; мы довольно долго сидели, курили, обсуждая проблему со всех сторон, и наконец разошлись. Я воспользовался случаем и записал все в дневнике; теперь мне страшно хочется спать, пойду и лягу.

Еще несколько строк. Мина крепко спит, ровно дыша. Ее лоб слегка нахмурен, будто и во сне мысли не отпускают ее. Она немного бледна, но не выглядит уже такой изможденной, как сегодня утром. Завтрашний день все изменит, ей будет лучше дома, в Эксетере. Но как же я хочу спать!

ДНЕВНИК Д-РА СЬЮАРДА

1 ОКТЯБРЯ. Ренфилд меня опять беспокоит; его настроения так быстро меняются, что его положительно трудно понять; не знаю даже, как это объяснить, и чувствую огромный интерес. Когда я вошел к нему сегодня утром, после того как он не принял Ван Хелсинга, у него был такой вид, точно он повелевал судьбами мира; и он действительно повелевал судьбами, но очень своеобразно. Его определенно не интересовало ничего на свете; он пребывал точно в тумане и глядел свысока на слабости и желания смертных. Я решил воспользоваться случаем и кое-что разузнать, а потому спросил:

— Как в этот раз насчет мух?

Он улыбнулся с чувством превосходства — улыбкой Мальволио — и ответил:

— У мух, любезный сэр, есть одна удивительная черта: в их крылышках заключена огромная духовная сила. Древние были правы, когда изображали душу в виде бабочки!

Мне захотелось, чтобы он развил аналогию, и я сказал быстро:

— А, значит, вы охотитесь за душой?

Его безумие победило рассудок, на лице отразилась озадаченность, потом с решительностью, которую я редко в нем замечал, он сказал:

— Нет, нет, мне не нужна душа. Жизнь — вот все, что мне нужно. — Тут лицо его просветлело. — В данный момент мне это совершенно безразлично. У меня есть все необходимое. Вам следовало бы подыскать другого пациента, если вы вознамерились изучать зоофагию.

Это меня слегка озадачило. Я опять подступил к нему:

— Значит, вы имеете власть над жизнью, верно? Вы чувствуете себя Богом?

Он улыбнулся с явным превосходством:

— О нет, я далек от мысли равняться с Богом. Я даже не задумываюсь о духовных деяниях. Если говорить о моем образе мыслей, я определил бы его как земное воплощение духовного состояния Еноха.

Это оказалось для меня слишком трудным, я не смог сразу вспомнить соответствующее место о Енохе. Поэтому пришлось задать вопрос, хотя я и понимал, что теряю в глазах этого безумца.

— Почему — Енох?

— Потому что он ходил по земле вместе с Богом.

Я не понял аналогии, но не захотел признаться в этом и вернулся к его прежним словам:

— Значит, вы не думаете о жизни и не покушаетесь на души. Но разве это так?

Я задал вопрос быстро и решительно, полагая застать его врасплох. И преуспел: он мгновенно вернулся к своей подобострастной манере, низко склонился передо мной и заискивающе ответил:

— Конечно, мне не нужны души, нет! Как бы я ими пользовался, что бы с ними делал? Я ведь не могу их съесть или… — Он вдруг остановился, и обычное лукавое выражение мелькнуло на его лице, будто рябь прошла по воде. — А что касается жизни, доктор, то что это такое, в конце концов? Когда у вас появляется все, что вам угодно, и больше желать становится нечего, наступает конец. А у меня есть хорошие друзья, вроде вас, д-р Сьюард, — это было произнесено с непередаваемым лукавством, — и я знаю, у меня всегда будет то, что необходимо для жизни.

Полагаю, сквозь туман своего безумия он видел мое неприятие его идей и использовал единственный выход для людей его типа — замкнулся в полном молчании. Я понял, что пытаться продолжить с ним разговор бесполезно. Он обиженно надулся, и я предпочел покинуть его.

Позднее днем он сам прислал за мной. В иной раз я бы ни за что не пошел без особого повода, но сейчас он был так мне интересен, что я с удовольствием откликнулся. Кроме того, я рад, это поможет убить время. Харкера нет в доме, он занят своим расследованием; так же лорд Годалминг и Квинси; Ван Хелсинг сидит в моем кабинете, погруженный в записи, сделанные Харкером, — кажется, он считает, что если изучит мельчайшие детали, то найдет разгадку тайны. И он не любит, когда его отрывают от работы по пустякам. Я мог бы взять его с собой к больному, но он вряд ли ищет повторной встречи после неудачи с Ренфилдом. Была и еще одна причина — Ренфилд мог и не захотеть говорить откровенно в присутствии третьего лица.

Когда я вошел, он сидел на табурете посреди комнаты в той позе, которая у него означала крайнее умственное напряжение. Он немедленно задал вопрос, который, казалось, сильно его мучил:

— Так что же души?