Дракула. Повести о вампирах (сборник)

— Не пойму двух вещей. Он мог разбить себе лицо, если б бился головой об пол. Я видел, как делала это одна молодая женщина в Эверсфилдском сумасшедшем доме, прежде чем ее успели схватить. Думаю, он мог сломать хребет, свалившись с кровати, если с ним неожиданно случился опасный припадок. Но если б даже от этого зависело спасение моей души, я не смогу понять, как могло произойти и то и другое сразу. Если хребет у него сломан, он не мог биться головой об пол; а если лицо разбито до того, как он свалился с кровати, на постели должны остаться пятна.

Я приказал ему:

— Бегите к доктору Ван Хелсингу и попросите его немедленно прийти сюда. Он мне нужен сейчас же.

Служитель убежал, и через несколько минут появился профессор в халате и туфлях. Когда он увидел Ренфилда на полу, он проницательно взглянул на него, а затем обернулся ко мне. Полагаю, он по глазам прочел мои мысли, потому что спокойно сказал, очевидно имея в виду присутствие сторожа:

— Печальный случай! Потребуются весьма тщательный уход и большая забота. Я побуду с вами, но сперва оденусь. Подождите меня здесь, я вернусь через несколько минут.

Пациент хрипло дышал, видно было, что он испытывает невероятные страдания. Ван Хелсинг вернулся необычайно быстро с набором хирургических инструментов. Он, видимо, успел все обдумать и принял какое-то решение, потому что, не взглянув на пациента, шепнул мне:

— Отошлите служителя. Мы должны остаться с ним наедине к тому моменту, когда к нему вернется сознание после операции.

Я сказал:

— Пока довольно, Симмонс. Вы сделали все, что могли. Можете идти к себе, а д-р Ван Хелсинг приступит к операции. Дайте немедленно знать, если случится что-нибудь необычное.

Служитель удалился, а мы приступили к тщательному осмотру пациента. Раны на лице были неглубокими; опасным было повреждение черепа с правой стороны черепной коробки. Профессор задумался на минуту и сказал:

— Надо постараться уменьшить давление костей на мозг и привести его в нормальное состояние, насколько это возможно; быстрота, с которой произошло излияние, указывает на опасный характер повреждения. Кажется, затронут весь двигательный аппарат. Кровоизлияние в мозг быстро усиливается, необходимо приступить к операции немедленно, иначе будет поздно.

Пока он говорил, раздался легкий стук в дверь. Я открыл и увидел в коридоре Артура и Квинси в ночной одежде, пижамах и туфлях; первый сказал:

— Я слышал, как ваш человек позвал д-ра Ван Хелсинга и сообщил ему о печальном инциденте. Я разбудил Квинси, вернее сказать, позвал его, так как он не спал. Необычайные события происходят теперь слишком быстро, чтобы мы могли наслаждаться здоровым сном. Мне приходило в голову, что завтрашняя ночь все изменит. Мы должны смотреть в будущее гораздо внимательнее, нежели до сих пор. Можно нам войти?

Я молча кивнул и держал дверь открытой, пока они входили, затем снова запер ее. Когда Квинси увидел положение и состояние пациента и заметил страшную лужу на полу, он тихо спросил:

— Боже мой! Что с ним произошло? Бедняга, бедняга!

Я коротко рассказал ему о случившемся и объяснил, почему мы надеемся, что к пациенту вернется сознание после операции, на короткое время, во всяком случае. Он сел на край постели рядом с Годалмингом. Что ж, будем ждать, пока не станет ясно, в каком месте надо делать трепанацию, чтобы удалить тромб. Несомненно, кровотечение усиливается.

Минуты нашего ожидания текли с ужасающей медлительностью. У меня замирало сердце, и я видел по лицу Ван Хелсинга, что и он немало волнуется относительно будущего. Я боялся тех слов, которые мог произнести Ренфилд. И определенно боялся думать; угнетало предчувствие того неотразимого бедствия, которое надвигалось на нас, как море в часы прилива. Бедняга Ренфилд дышал отрывисто, спазматически. Каждую минуту казалось, что он откроет глаза и заговорит, но снова звучало хриплое дыхание, и обморок делался все глубже. Как я ни привык к виду болезней и смерти, это ожидание все сильней действовало мне на нервы. Я почти слышал удары собственного сердца, а кровь, приливавшая к вискам, отдавалась в моем мозгу как удары молота. Молчание делалось мучительным. Я поглядел на своих товарищей и по их пылающим лицам и влажным лбам понял, что они испытывают ту же муку. Наши нервы были взвинчены, словно вот-вот раздастся звон страшного колокола, который захватит нас врасплох.

Наконец настал момент, когда стало ясно, что пациент быстро слабеет; он мог умереть с минуты на минуту. Я посмотрел на профессора и увидел его пристальный взгляд, обращенный ко мне. Он сказал:

— Нельзя терять времени. От его слов зависит жизнь многих людей; я думал о том, пока стоял рядом. Быть может, ставкой здесь служат души. Мы сделаем трепанацию как раз над ухом.