Дракула против Гитлера.

«Да они все чудовища, эти гансы», пробормотал Павел.

«И как нам бороться с чудовищем?», прошептала Люси, с проклятием в голосе. Она стала смотреть на свое вино, словно ища ответа на этот вопрос в его кровавых

глубинах.

Ван Хельсинг, который молчал (что было для него нехарактерно) во время перечисления всех этих ужасов и зла, воспринимая это просто как прослушивание урока

в школе, глубоко вздохнул, как будто готовясь к погружению в темные воды.

«Когда-то давно я уже сражался с одним чудовищем», тихо сказал Ван Хельсинг. «Оно тоже было… грозным, ужасным. И не менее серьезным противником по сравнению

с этими зверями».

Я был ошеломлен. И чуть не подавился хлебом с сыром. Неужели он имеет в виду то самое чудовище, о котором подумал и я?

Мы все повернулись и посмотрели на старика. У ахнувшей Люси перехватило дыхание: «Отец… нет».

ОТРЫВОК ИЗ НЕОПУБЛИКОВАННОГО РОМАНА

ЛЕНОРЫ ВАН МЮЛЛЕР «КНЯЗЬ-ДРАКОН И Я»

Отец никогда не рассказывал ей о том, что именно много лет назад привело его в Трансильванию, но Люсиль слышала кое-что об этом, зловещие, шокирующие рассказы,

настолько странные и кажущиеся невозможными, что в них трудно было поверить. Она слышала их в детстве, о них шептались в школе, в магазинах и лавках всякий

раз, когда люди ее видели, и она иногда слышала обрывки того, о чем они говорили. Само присутствие Люсиль, казалось, побуждало людей заново рассказывать

эти легенды.

В ответ она пыталась подтолкнуть отца, даже иногда спровоцировать его на то, чтобы он ей что-нибудь рассказал – хоть что-нибудь – об этой части своей жизни.

Но его молчание на эту тему было абсолютным, и вскоре она научилась больше никогда не поднимать этот вопрос.

Тайна эта со временем выросла из семени в большое темное дерево, бросавшее тень на их счастливую во всех других отношениях жизнь. Когда была еще жива мама,

Люси тоже иногда давила на нее, но и та никогда не делилась с ней с какой-либо информацией, присоединяясь к молчанию мужа.

Поэтому Люсиль оставалось лишь собирать все, что можно было, из каких-то обрывков – мельком услышанных деревенских слухов, пересказов с чужих слов и, конечно

же, из этого знаменитого романа. Отец получал многочисленные его экземпляры, которые присылали ему и автор, и поклонники книги, некоторые из них просили

у него автограф или интервью, но он сжигал их все, до единого, в камине. Она отыскала эту книгу в школьной библиотеке и украла ее с полки. И тайком прочла

запретный том, пряча его дома и читая урывками в ванной и при свете лампы под одеялом, как какую-то порнографию.

Ей хотелось задать отцу множество вопросов. Что именно в книге, мифах и сплетнях являлось правдой? Было ли это существо действительно реальным или это

лишь преувеличенная версия какого-то сумасшедшего убийцы?

И теперь, когда они покинули ателье, эти вопросы вновь всплыли, к ней вернувшись. Но по дороге домой она ничего не говорила. Харкер, возможно, почувствовав

ее настрой, тоже молчал. В голове у нее роилась масса вопросов, и ей казалось, словно она стоит перед каруселью проезжающих мимо нее деревянных лошадок,

которые над нею смеются и издеваются. И к тому времени, когда они добрались до дома, она решила, что наконец-то поговорит с ним начистоту. Теперь у нее,

наконец, появлялся шанс получить ответы.

Одно было совершенно точно и ясно. Отец только что в этом признался. Монстр действительно существовал. И этот факт повлиял на это ее решение: она хотела

добиться от него ответов, но понимала, что они окрашены мрачным чувством опасности.

«Отец, ты намерен привлечь к нашей борьбе… вампира?»

«Да, намерен».

«Значит, он существует», сказал Харкер.

«Да, существует», ответил ее отец.

«Он не был уничтожен», настойчиво продолжал Харкер. «Как о том говорилось в книге».

«Книга?? Тьфу!», сплюнул Ван Хельсинг.

«Я пойду с тобой», тут же заявила Люсиль.

«Я запрещаю тебе», ответил отец.

«Мне кажется, я уже далеко не в том возрасте, когда ты можешь мне что-то запрещать».

Он ходил из комнаты в комнату, собирая со столов и из ящиков в столах и шкафах различные предметы и бросая их в свой черный саквояж. Люсиль неотступно

следовала за ним, продолжая спорить с отцом на каждом шагу. Харкер тихонько тоже пошел за ними, погруженный в собственные размышления.

И так они прошли из гостиной в библиотеку, затем в комнату медицинского осмотра, а оттуда в сарай-пристройку, где стоял станок-верстак ее отца из дерева

и металла, на котором он часто возился, мастеря свои изобретения, а потом обратно наверх, в его личные комнаты.

И все это время Ван Хельсинги перебрасывались между собой, словно играя в какой-то словесный теннис, возражениями, которые вращались вокруг одного и того

же довода.

«Почему я не могу пойти вместе с тобой?», наконец-то потребовала она от него ответа.

«Потому что это очень опасно», сказал ее отец, кладя свое зеркало для бритья в свой медицинский чемоданчик.

«Опаснее немецкой пули?», спросила она.

«Безусловно», ответил он и стал собирать все другие зеркала, которые ему удалось найти. Она вместе с Харкером ходила за ним по пятам из комнаты в комнату,