слабого света из прикрытого тканью окна. Меня охватил страх, запах и сама атмосфера этой могилы пробрали меня до костей. Ван Хельсинг включил электрический
фонарик, протянул мне домкрат и показал на замки, скреплявшие стальные ленты, которыми был стянут саркофаг. Замки легко сломались, и металлические полосы
шириной в три дюйма упали на мраморный пол – с лязгом, который заставил нас обоих вздрогнуть.
Я наклонился и положил руки на крышку, из такого же самого черного гранита с красными прожилками, которым мавзолей был облицован снаружи, но этот гранит
был тщательно отполирован до блеска, что было видно под слоем пыли. Ван Хельсинг, собравшись с силами, мне помог, и мы медленно сдвинули тяжелую плиту.
Она упала на пол с резким глухим стуком, разбив часть плитки на полу.
«У вас там все в порядке?», крикнул Павел снаружи. Голос его прозвучал тихо, казалось, будто он находится где-то далеко, за тысячу миль.
«Да, да!», закричал ему Ван Хельсинг.
Я не отрываясь смотрел на гроб, из черного лакированного дерева, простой, но по-своему элегантный.
«Of witch, and daemon, and large coffin worm,
Were long be-nightmared»*,
– процитировал я стихотворные строки. И на этот раз я получил ответ.
- - - - - - - - - - - - - - - - - - - -
* И всех его гостей душили сны:
Вампиры, черти, ведьмы, колдуны.
(Перевод Е.Витковского).
Гостей подпивших буйный пляс томил
Чертей и ведьм – и в черноту могил
Тащили их во сне к червям голодным.
(Перевод Сергея Сухарева).
Из романтической поэмы Джона Китса «Канун Святой Агнессы» (The Eve of St. Agnes; 1819 г.). – Прим. переводчика.
- - - - - - - - - - - - - - - - - - - -
«Китс», верно заметил Ван Хельсинг, взяв в руки монтировку и вставив ее под крышку гроба. Он несколько раз поднял и опустил этот рычаг, и вскоре с треском
сварной шов был вскрыт. Еще один рывок, нажим и толчок – и крышка на петлях поднялась на несколько дюймов. Отшвырнув в сторону монтировку, с громким лязгом
стали о мрамор, Ван Хельсинг руками поднял крышку в вертикальное положение.
Дракула. Легенда, миф во плоти, абсолютно телесный и материально ощутимый, то самое Существо лежало там торжественно и неподвижно. Я сразу же его узнал
по описанию из Книги: бледное, словно восковое лицо, с высокой горбинкой орлиный нос, на который тонкой белой линией падал свет, чуть приоткрытый рот с
острыми белыми зубами, видневшимися между синими губами. Усы, спускавшиеся к подбородку, и волосы до плеч были ярко-белого цвета. Своими руками с длинными
пальцами и ногтями мягкого фиолетового цвета он все еще вцепился в круглый деревянный кол, пронзивший ему грудь. Верхушка кола была расколота и отделена.
Я замер, затаив дыхание. Вот, я стою здесь, перед этим легендарным монстром, центральным источником, средоточием всего того, о чем рассказывал мне мой
дед. Я, наконец, встретился с тем самым Существом, которое занимало все мои мысли существенную часть моей жизни.
«Вот для чего я сам, добровольно и поступил в разведку SOE», прошептал я профессору. «Именно поэтому я так просил и умолял отправить меня в Румынию».
«И именно по этой же причине и я остался здесь», ответил он.
Ван Хельсинг также осматривал тело, погруженный в собственные размышления, воспоминания.
«Я думал, вы его уничтожили. Отрезали ему голову и все прочее», отважился я.
«Ох уж эта книга!», прошипел старик, а затем вновь заговорил по-профессорски: «Я не смог. Ученый во мне не смог это сделать, полагаю. Такой уникальный
экземпляр, поразительный биологический вид. Мне хотелось изучить феномен этого существа. Именно поэтому я еще глубже погрузился в свои медицинские исследования.
Но затем… жизнь взяла своё, одержав надо мной верх, брак, ребенок, моя практика, предложение создать здесь университет, а теперь вот война. У меня все
никак руки не доходили, не хватало времени. Возможно я… инстинктивно пытался увильнуть от этого тяжкого бремени. Но я никогда не забывал, я знал, что он
здесь… и ждет…»
Мы оба внимательно осмотрели фигуру, лежавшую в гробу. Несмотря на все рассказы, у него был благородный внешний облик, широкий лоб, римский нос и поразительно
чувственный рот.
«Странно», продолжил профессор. «Как будто и дня не прошло с тех пор, как я вместе со всеми остальными стоял вот здесь же, много лет назад. Тело выглядит
точно таким же, как тогда, я не вижу ни следа разложения. Я не заметил никаких изменений, никакого удлинения ногтей или волос, что часто можно наблюдать
у покойников. Плоть не ввалилась и не сжалась; и, похоже, не усохла ни в коей мере. Хотя волосы стали абсолютно седыми. Любопытно».
Он склонился над гробом, глаза его оказались буквально в нескольких сантиметрах от трупа, и он стал тщательно разглядывать каждый дюйм обнаженной плоти,
словно ученый в мантии.
«Поразительно», прошептал он.
Я тоже внимательно изучил труп, с меньшим научным уклоном, но несколько большим трепетом. Мы что, действительно собираемся оживить это чудовище? И правильно
ли это делать в принципе? Не является ли это богомерзким святотатством? И вообще, выйдем ли мы с Ван Хельсингом из этой гробницы живыми? И не постигнет