Дракула против Гитлера.

ли нас та самая участь хуже смерти, о которой Ван Хельсинг говорил, и не раз?

Ван Хельсинг собрался с духом и обхватил обеими руками кол, который был вонзен в грудь существа.

Заостренная деревяшка вышла довольно легко. Не было ни живой, ни запекшейся крови, лишь почерневшие ее остатки, прилипшие к колу.

Мы оба инстинктивно отшатнулись на шаг назад от трупа, как будто только что открыли ящик с ядовитыми змеями. Но Дракула не пошевелился. Тело осталось таким

же неподвижным, как и раньше.

«Я так и думал», сказал Ван Хельсинг и отшвырнул кол в сторону. Тот, гремя, покатился по плитке. Профессор подошел к своему медицинскому саквояжу, достал

шприц и, задрав рукава рубашки и плаща, обнажил на сгибе локтя свои слабые вены пожилого человека.

«Нет! Возьмите мою кровь», сказал я, изумившись самому себе.

Я задрал собственный рукав и протянул ему свою руку. Не знаю даже, почему я это сделал. Думаю, потому, что старик выглядел таким уставшим и изможденным,

и я подумал, что потеря крови может еще больше ослабить его. И если уж на то были серьезные основания, то мне не хотелось стать этому свидетелем.

Ван Хельсинг пристально посмотрел на меня, казалось целую вечность, вглядываясь в мое лицо, в поисках того же самого мотивационного обоснования. В конце

концов, он перевел свое внимание на мою руку, осмотрев филигрань синеватых вен, которые переплетались у меня под кожей. Выбрав наиболее крупный кровеносный

сосуд, он проколол его острием иглы. Я был горд тем, что не вздрогнул, но тут дело было скорее, мне кажется, в мастерстве флеботомической ловкости Ван

Хельсинга, чем в моей храбрости.

Пробирка наполнилась темно-алой кровью. Когда она наполнилась, Ван Хельсинг вынул иглу из моей кожи. Он вновь наклонился над гробом, направил шприц в грудь

Дракуле и нажал на поршень. Ярко-красная струя дугой хлынула в колотую рану. Затем он поднес иглу к лицу мертвеца и спрыснул оставшейся жидкостью рот вампира.

Кровь просочилась между синими его губами и исчезла внутри.

Я ахнул, и Ван Хельсинг отвернулся от своих медицинских инструментов, чтобы посмотреть, что случилось. В смятении, я оказался в состоянии лишь трясущейся

рукой указать на рану в груди. Мертвая плоть стала заживать прямо у меня на глазах, я был этим поражен, над зияющей дырой в теле стала образовываться рубцующаяся

ткань, а затем, столь же быстро, эта блестящая кожа начала становиться всё более твердой.

Тело Дракулы изогнулось. Затем сжалось. Вдруг резко открылись его глаза. Он широко разинул рот. Показались его клыки.

Ван Хельсинг отскочил и стал отходить назад, пока не ударился спиной в стену позади себя. Моя реакция была чуть медленнее. Я постоял на месте секунду,

завороженный этими глазами. Они были желто-зеленого цвета, как у той черной кошки, которая некогда была у одной из моих тетушек. Пытаясь прийти в себя,

я сделал шаг назад, и ногой споткнулся о брошенный на пол кол, отчего с грохотом повалился на пятую точку.

Ловко, как кошка, Дракула выскочил из гроба и встал, с ненавистью воззрившись на Ван Хельсинга, а затем на меня. Но тут силы, казалось, его словно покинули,

все они были им потрачены на то, чтобы быстро выскочить из гроба, как я полагаю, и ноги его подкосились. Он был явно слаб, а мышцы его не функционировали

должным образом.

Схватившись за саркофаг как за точку опоры, он вновь выпрямился и стал медленно поворачивать голову, осматриваясь по сторонам. Коварный лисий взгляд этих

глаз миновал меня, все еще сидевшего на полу на заднице, а затем уставился на профессоре, прижавшемся к стене под маленьким окошком.

Дракула вытянул вперед длинную руку и дрожащим бледным пальцем указал на старика, которого он сразу же узнал.

«Ван Хельсинг!» Голос его прозвучал сухим хрипом, как старый пергамент, скомканный в шарик. «Ты!»

Существо собрало все свои силы и бросилось через всю гробницу к Ван Хельсингу, который сорвал с окна наскоро наброшенную им туда занавеску.

Склеп пронзил длинный столп солнечного света. Ударив в зеркало, установленное на одном из клиньев, которые я вбил в стене напротив, луч отразился в другом

кусочке зеркала, которое, в свою очередь, отбросило солнечный блик в направлении другой боковой стены, на другой осколок зеркала, а затем на следующий

и так далее, пока вся усыпальница не оказалась пересеченной потоками солнечного света.

Дракула отшатнулся сначала от одного, затем от другого луча, пока не обнаружил, что оказался зажатым в темном углу. Он зашипел от ярости и досады, как

волк, пытающийся вырваться из ловушки, в которую угодила его лапа, и, как любой загнанный в угол зверь, его глаза заметались в отчаянных поисках пути к

бегству, в поисках любого возможного выхода.

Он рванулся было к двери, но обнаружил, что отрезан от нее тремя лучами света. Он попробовал другой вариант. И этот путь оказался перекрыт.

Ван Хельсинг шагнул вперед, едва не заслонив собою луч, чтобы не разрушить клетку из солнечных лучей, которую он тут соорудил.

«Ты заперт тут в ловушке», сказал он Существу.

Я поднялся с пола, подыскав себе место, не перекрывавшее отраженные столбы света.