Дракула против Гитлера (ЛП)

По пути майор рассказал о своем последнем открытии: о том, что вампир уязвим к прикосновению серебра, и что этот металл для этого существа может быть смертельным.

Майор дал указание одному из своих людей, рядовому Фенору, ранее работавшему на гамбургском литейном производстве, расплавить как можно больше серебра, собранного у евреев и цыган, а также у некоторых религиозных деятелей из церкви в Зэрнешти, укрывавших беглых террористов, и попросил этого кузнеца сковать ему серебряный меч.

Майор Р. с гордостью показал герру Вольфу результаты этих трудов — красивый клинок в форме сабли с узорной символикой Ваффен-SS, выбитой на рукояти. Майор заметил, что клинок тяжеловат и не очень удобен в обращении, но для намеченной цели он вполне подойдет.

План майора состоял в следующем: впустить в камеру вампира другого человека, чтобы тот его укусил, человека, которого это Существо не могло бы убить, не колеблясь, после того, как жертва подвергнется заражению вампирским укусом — друга или, возможно, одного из своих соратников по терроризму.

Герр Вольф поинтересовался, а станет ли Существо пожирать друга. Майор ответил, что, будучи офицером, принимавшим участие в конфликте в Варшавском гетто и польских лагерях для интернированных, он стал свидетелем того, как голод побеждает все социальные сдерживающие факторы. Опыт Герра Вольфа в окопах Великой войны только подтвердил предположение майора.

Затем, в соответствии с этим планом, после того, как мы получим укушенного, нужно будет, чтобы этот зараженный укусил одного из наших и, таким образом, можно будет контролировать распространение этой способности.

Герр Вольф выразил сомнение в том, что с новым вампиром будет легче справиться, чем с тем, который имеется у них на данный момент.

Над решением этой проблемы майор уже размышлял. Он нашел жертву, которая уже была настолько слаба, морально и физически, что сделает свое дело.

Во время этого разговора они спускались по узкой лестнице, извивающейся и крутой, которая безостановочно вела вниз, и затем оказались в нижнем подвальном этаже, по сторонам длинного коридора которого имелись клетки с большими, запертыми на засовы стальными дверями. Проход между ними был выложен серым камнем с арочным потолком, сырым и гнетущим, как и большинство других подвалов. Из камер до герра Вольфа доносились стоны, жалостное нытье и всхлипывания различных клиентов, голоса эти отдавались эхом, умножая страдания внутри. Воздух и запахи, исходившие из камер, были отвратительными и грязными.

Майор остановился у одной из них. Внутри, забившись в угол, сидел заключенный, о чем-то мрачно задумавшийся, с мутным, безжизненным, унылым, горестным взглядом на лице, сжавшись, как будто от холода. Заключенный был небрит, с ввалившимися глазами, в грязной одежде и с окровавленными и гротескно распухшими руками, которые он держал перед собой, как какие-то клешни. Он сосал один палец, как младенец. Это чучело, шутовское подобие человека оказалось британцем, и он напевал какую-то пошлую песню. Майор перевел ее текст. Что-то о женщине со слишком большим задом и о мужчине с крошечным органом и их трудностях в соитии. Мелодия показалась ему знакомой, но герр Вольф никак не мог сообразить, что это за песня, и неспособность назвать эту навязчивую мелодию стала его мучить. Это бессмысленное повторение слов сразу же опровергло часто повторяемое утверждение, что бред сумасшедших — это Божественное сокровение. Если только Бог любит моветон.

Когда он закончил напевать эту свою песенку, Томми [прозвище английских солдат — Прим. переводчика] замер и стал, словно зачарованный, следить за ползущим по стене камеры огромным насекомым. Резко выбросив руку, это жалкое существо, без сомнений, сумасшедшее, шокировало герра Вольфа тем, что схватило кюхеншабе [таракана (нем.)] и сунуло его себе в рот, как какой-то сухарь. Хрум-хрум, и зубы его с хрустом стали разжевывать панцирь, да так громко, что в коридоре даже послышалось эхо от этого звука. Герру Вольфу этот вызывающий омерзение поступок показался особенно отвратительным, так как он терпеть не мог всех насекомых со времен той самой ненавистной ему, зараженной клопами и тараканами квартирки в Вене.

Майор рассказал ему о случае, произошедшем ранее, когда охранник увидел, как в камеру влетела птица и затем, как ему показалось, куда-то исчезла. А через несколько минут заключенного вырвало целой кучей перьев.

Герра Вольфа начало тошнить, но он стоически сохранил спокойствие, ничем себя не выдав, и вскоре дверь камеры была открыта, и в нее вошли двое охранников, вытащив заключенного. Он заскулил и завопил, как кролик в ловушке-клетке. Если критерием выбора именно его являлась слабость, то этот выбор майора был подходящим.

Герр Вольф спросил, как звать заключенного. Когда ему в ответ назвали его имя, оно показалось ему еврейским, что объясняло его трусливое поведение.