Драма девяносто третьего года. Часть первая

Национальное собрание проголосовало за объявление официальной благодарности маркизу де Буйе и назначило его командующим Северной армией. Что же касается Людовика XVI, то он в своем письме к маркизу заявил, что испытал «от этого прискорбного, но необходимого дела крайнее удовлетворение».

Решение Национального собрания было плохо встречено патриотами, а письмо короля произвело дурное впечатление на народ..

«Сегодня, — говорит Лустало по поводу наград, пожалованных маркизу де Буйе, — Национальное собрание голосует за объявление ему благодарности, а двор предоставляет ему командование армией, предназначенной для того, чтобы защищать границы с Германией! О свобода! О конституция! Что станет с вами в руках вашего злейшего врага?»

Он высказывается и по поводу письма короля, который испытывает «от этого прискорбного, но необходимого дела крайнее удовлетворение».

«О! — восклицает Лустало. — Это так не похоже на слова Августа, который при получении известия о пролитой крови бился головой о стену и повторял: „Вар, верни мне мои легионы!“»

Две недели спустя в газете «Парижские революции» Прюдома, главным редактором которой был Лустало, можно было прочитать:

«Господин Лустало, наш друг и один из самых достойных наших сотрудников, только что завершил свое жизненное поприще; он был отнят у родины и литературы в возрасте двадцати восьми лет, унеся с собой сожаления всех истинных друзей свободы».

Вероятно, кто-нибудь спросит, какую связь смерть Лустало может иметь с побоищем в Нанси.

Ответ на это дадут нам слова, произнесенные над его гробом:

«О тень, дорогая всем патриотичным сердцам! Покидая эту юдоль скорби и отправляясь в лоно Всевышнего, передай нашим братьям из полков Короля и Шатовьё, что на этом свете у них еще остаются друзья, оплакивающие их участь, и что их кровь будет отомщена».

Лустало умер от разбитого сердца! Побоище в Нанси внушило недоверие к двум силам, рожденным революцией и, следовательно, призванным поддерживать революцию.

Речь идет о национальной гвардии и городском самоуправлении.

Национальная гвардия действовала по приказам Буйе.

Городские власти Нанси отдались под его покровительство.

С тех пор король стал сомневаться в силе революции.

Последствия этих сомнений мы увидим в следующей главе.

Но прежде отметим тот факт, что при известии о страшном побоище в Нанси сорок тысяч горожан бросились к Тюильри и к Национальному собранию, в один голос требуя отставки министров.

Однако министры уже в то время усвоили удобную привычку притворяться глухими к подобным требованиям. Один лишь г-н Неккер услышал их и, устав от долгого администрирования, не приносившего приемлемых результатов, и с огорчением видя, как та огромная популярность, которая заставила произвести революцию в его пользу, улетучилась менее чем за полтора года, 4 сентября покинул Париж, не отчитавшись ни перед кем, но оставив в качестве залога за подотчетные суммы два миллиона, ссуженные им казне, а также свой дом и свое движимое имущество, оценивавшиеся еще в один миллион.

Ну а теперь, желаете увидеть, что стало с популярностью г-на Неккера через год после захвата Бастилии?

Все шло хорошо вплоть до городка Арси-сюр-Об; прибыв туда, он сделал остановку и отдыхал на почтовой станции, ожидая, когда ему сменят лошадей; внезапно в комнату, где он находился, вошли вооруженные люди и потребовали у него предъявить паспорта.

Господин Неккер располагал тремя паспортами и личным письмом короля.

Он показал эти бумаги городским властям и правлению округа, которые сочли их вполне годными.

Однако и здесь городские власти и правление округа уже не могли распоряжаться всем: воля народа возобладала, и г-на Неккера и его слуг провели сквозь толпу вооруженных людей к постоялому двору, который был ему назначен.