«20 февраля 1791 года в Море прибыли кареты, сопровождаемые обозом и эскортом и отличающиеся великолепием; городские чиновники, слышавшие разговоры об отъезде принцесс и беспокойстве, которое он вызывал в Париже, задержали эти кареты и не хотели пропускать путешественниц дальше, пока они не предъявят свои паспорта. Они показали целых два: один, чтобы следовать в Рим, — он был выдан королем и скреплен подписью Монморена, и другой, который, строго говоря, был не паспортом, а декларацией городских властей Парижа, признающей отсутствие у них права препятствовать тому, чтобы гражданки разъезжали в тех частях королевства, какие кажутся им наиболее приятными.
При виде этих двух паспортов, в которых, по их мнению, они усмотрели определенные противоречия, городские чиновники Море были склонны полагать, что, прежде чем придавать предъявленным документам какое-либо значение, надлежит обратиться за указаниями к Национальному собранию и дождаться его ответа в отношении принцесс; но, пока они пребывали в сомнении по поводу решения, которое им следовало принять, поспешно явились вооруженные егеря Лотарингского полка и, применив силу, заставили открыть ворота принцессам, которые продолжили свой путь».
Оглашение этого протокола вызвало взрыв гнева: гнева против г-на де Монморена, министра иностранных дел, преданность которого королю была широко известна.
С нападками на него выступил Рёбелль, выразивший удивление, что министр иностранных дел посмел скрепить своей подписью паспорт, в то время как он был осведомлен, и осведомлен надлежащим образом, что после распространения слухов о готовящемся отъезде принцесс возникла потребность в новом указе, составлением проекта которого занимался конституционный комитет.
То ли из презрения, то ли из осторожности г-н де Монморен не счел уместным оправдываться иначе, как посредством письма.
Письмо он адресовал председателю Национального собрания.
Вот это письмо: