Драма девяносто третьего года. Часть первая

— Сударь, я явился сюда в качестве командующего национальной гвардией для того, чтобы получить ваши приказы, и я подчинюсь им, однако предупреждаю вас, что если вам недостанет твердости и вы не заставите уважать закон, завтра же я доложу о вашем поведении Национальному собранию.

Поскольку слова эти были вполне ясными, мэр отдал приказ прекратить разрушение донжона и арестовать разрушителей.

Генерал тотчас же приказывает кавалеристам оголить сабли и вступить во дворы крепости.

Народ кричит: «Долой сабли!»

Некоторые кавалеристы вкладывают сабли в ножны, но остальные клянутся не делать этого, пока сабли не послужат, и нападают на толпу, которая в течение нескольких минут рассеивается.

Шестьдесят человек из числа разрушителей оказываются в руках национальной гвардии.

Остальные разбегаются и, возвратившись в предместье Сент-Антуан, пытаются взбунтовать его под предлогом освобождения арестованных.

Но, поскольку поднявшийся бунт был спровоцированным и, следовательно, не имел глубоких корней в населении, в нем приняло участие ровно столько людей, чтобы можно было сказать Лафайету, что пересечь предместье, конвоируя арестованных, для него небезопасно.

Это стало причиной того, что генерал решил проследовать с одного конца предместья в другой; он сформировал мощную колонну, в ее центре поместил арестованных, а вперед пустил вооруженный пушкой авангард.

Как Лафайет и предвидел, серьезного сопротивления на своем пути он не встретил. Пострадали лишь два человека, отдалившиеся от строя: один был ранен выстрелом из пистолета, а другой получил три ушиба от брошенных в него камней.

Сохраняя тот же боевой порядок, колонна дошла до Ратуши, а затем до Консьержери, куда и поместили арестованных.

Победоносный Лафайет, наполовину освистанный, наполовину осыпанный рукоплесканиями, как это всегда происходит с неустойчивой популярностью, был далек от догадки, что его одурачили посредством ложной атаки, однако по возвращении в Тюильри застал дворец в полной растерянности.

Около трех часов пополудни дворец непонятным образом заполнился какими-то незнакомыми людьми; без ведома национальной гвардии эти люди вошли туда через дверь, которую открыл им г-н де Вилькье, первый дворянин королевских покоев.

По слухам, их было около шестисот и каждый из них был вооружен тростью с вкладной шпагой или кинжалом.

Однако г-н де Гувьон, адъютант генерала, уже принял меры предосторожности: он поднялся к королю, чтобы доложить ему о том, что произошло.

Король сделал вид, что ему ничего неизвестно о случившемся, и поинтересовался, чего хотят эти сотни людей.

Господин де Вилькье ответил королю, что дворянство, обеспокоенное событиями в Венсене, поспешило отправиться в Тюильри, дабы, в случае надобности, защитить его величество.

Услышав такой ответ, король осудил неразумное рвение этих господ и заявил, что полагает себя в полной безопасности под охраной национальной гвардии.

Национальная гвардия, обрадованная этим заявлением короля, начала с того, что захватила все выходы из дворца, а затем приступила к разоружению проникших туда людей.

Лафайет прибыл в Тюильри как раз в то время, когда национальные гвардейцы были заняты этой работой. Среди заговорщиков Лафайет узнал г-на д'Агу, г-на д'Эпремениля, г-на де Совиньи, г-на де Фонбеля, г-на де Ла Бурдонне, г-на де Лиллера, г-на де Фанже и г-на де Данвиля, что не оставило у него никаких сомнений по поводу их замысла. Впрочем, ни один из них не оказал сопротивления; все шпаги и кинжалы были положены на ковер, после чего заговорщиков отпустили на свободу.

Однако следовало наказать кого-нибудь в назидание другим, и, не имея возможности упрекнуть короля, г-н де Лафайет решил сделать выговор г-ну де Вилькье; он направился прямо к нему и с тем присущим исключительно ему видом, какой уже известен читателю, произнес:

— Я нахожу весьма странным, сударь, что, договорившись с господином де Гувьоном о том, что вы не будете впускать в королевские покои никого, кроме слуг, вы заполняете эти покои вооруженными людьми, не имеющими никакого отношения к национальной гвардии. Если это добропорядочные граждане, то почему они не надели мундир, чтобы иметь честь служить вместе с нами? Если же они таковыми не являются, то я не потерплю их присутствия здесь. Я отвечаю перед нацией за безопасность короля и не считаю, что он находится в безопасности, пока у меня на глазах его будут окружать люди такого рода.

— Но, генерал, — запинаясь, произнес г-н де Вилькье, — уверяю вас, что эти люди заслуживают полного доверия.

— Возможно, они заслуживают вашего доверия, — ответил Лафайет, — но в любом случае не могут рассчитывать на мое. Впрочем, сударь, — продолжал генерал, — хорошенько подумайте о том, что произошло, и, если по вашей вине нечто подобное случится в будущем, я заявлю Национальному собранию, что не ручаюсь более за безопасность короля.

— И все же, сударь, — попытался возразить г-н де Вилькье, — поскольку первый дворянин королевских покоев ответственен…