Драма девяносто третьего года. Часть первая

— Ответственен?! — прервал его Лафайет. — Но, любезный сударь, если с королем что-нибудь случится, нация будет винить за это не вас, ибо она даже не знает о вашем существовании. В любом случае, если те, кто служит в дворцовых покоях, ответственны за жизнь короля, то надо выгнать вас и всех аристократов и поставить на ваше место друзей свободы и Революции.

На другой день генерал обнародовал следующее распоряжение:

«Главнокомандующий полагает своим долгом уведомить парижскую армию о том, что он получил от короля приказ, запрещающий впредь впускать в дворцовые покои людей, которые осмелились вчера встать между королем и национальной гвардией, при том что кое-кто из них, несомненно, был проникнут искренним рвением, но большая часть — рвением крайне подозрительным.

Главнокомандующий, в соответствии с приказом короля, предписал лицам, руководящим дворцовыми слугами, принять меры к тому, чтобы не допускать впредь подобное неприличие.

Конституционный король должен и желает быть окруженным исключительно солдатами свободы.

Тех, у кого в руках окажется оружие, которое было отнято у людей, пробравшихся вчера во дворец, просят принести его в Ратушу прокурору-синдику Коммуны».

Этот заговор наделал много шума, куда больше, несомненно, чем он того заслуживал, и получил название заговора рыцарей кинжала, поскольку, как уверяют, под полами одежды у всех заговорщиков были обнаружены кинжалы сходной формы.

Прюдом в своей книге о Революции приводит рисунок этого оружия с помещенной на нем надписью.

Национальное собрание было занято дискуссией по поводу закона об эмиграции, когда раздался сигнал сбора. Однако это было настолько привычно, что депутаты никоим образом не встревожились и продолжили дискуссию.

Как нам уже известно, Мирабо, защищая право принцесс уехать из Франции, заранее записался в число ораторов, выступающих против закона об эмиграции. Так что в этот день подняться на трибуну Мирабо убеждали как его сторонники, так и его противники: одни желали ему славы, другие — гибели.

Менее чем за полчаса он получил шесть записок, в которых к нему обращались с требованием огласить все его принципы. Шли разговоры о том, что он стоял за отъезд короля и сам подготовил план этого отъезда.

Этим планом его попрекали каждую минуту. Согласно данному плану, король, выехав из Парижа и направившись к границе, должен был застать там французскую армию, собранную заботами г-на де Буйе. Отменив конституцию 1791 года, он после этого дарует новую конституцию, основы которой установит Мирабо. Будут созваны новые Генеральные штаты, и Мирабо объявят первым министром.

Приводили даже собственные слова Мирабо.

— Пусть уезжают, — говорил он, — ну а я останусь в Париже, чтобы открыть им путь, если они сдержат свою клятву.

— А если они не сдержат ее, — поинтересовался один из его друзей, — что вы сделаете тогда?

— Тогда я влуплю им республику!

Видя, что на этот раз момент и в самом деле настал, Мирабо поднялся на трибуну и прочитал одну страницу из письма, которое он за восемь лет до этого написал королю Пруссии по поводу свободы эмиграции.

Затем он потребовал, чтобы Собрание заявило о своем нежелании заслушивать проект закона и перешло к повестке дня.

— Народное собрание Афин, — заявил он, — не пожелало ознакомиться с замыслом, о котором Аристид сказал: «Он полезен, но несправедлив». А вот вы подобный проект заслушали. Однако волнение, поднявшееся после этого в зале, свидетельствует о том, что в вопросах нравственности вы такие же хорошие судьи, как и Аристид.

Жестокость предложенного проекта доказывает, что любой закон об эмиграции неисполним… (Ропот в зале.) Я требую, чтобы меня выслушали. Если возникают обстоятельства, в которых полицейские меры становятся неизбежными, даже вопреки принятым законам, то это является правонарушением, вызванным необходимостью; однако имеется огромное различие между полицейской мерой и законом.

Я отвергаю даже мысль о том, что данный проект может быть поставлен на обсуждение, и заявляю, что буду считать себя освобожденным от всякой клятвы верности по отношению к тем, кому достанет бесстыдства назначить комиссию с диктаторскими полномочиями. (Аплодисменты.)

Популярность, которой я домогался… (Ропот на скамьях крайне левых.)