Драма Иова

И все же преходящность экзистенции весьма своеобразна. То, что мы проходим, что наша жизнь лишь краткое дуновение, вполне понятно. Это то, что мы ежедневно испытываем, это факт, который воспевают не только поэты, но который мы и сами чувствуем. Однако наша установка по отношению к этому факту весьма странная. Зная и чувствуя, что мы проходим, мы все-таки не хотим пройти. Мы защищаемся от этой преходящности, мы хотим, чтобы ее не было, но будучи не в состоянии уничтожить ее в своем бытии, мы хотим о ней забыть хотя бы в своем сознании. Мы очень хотим, чтобы наша экзистенция не осуществлялась, но была бы вся сразу: tota simul, как определил счастье Boethius[85]. Экзистенция, осуществляемая по частям, нас не удовлетворяет, и мы несчастливы со своей осуществляющейся, следовательно, длящейся во времени экзистенцией. Что же еще означает желание рильковских влюбленных «чистой длительности» и обещание «вечности почти», которое сулят объятия, если не усилие хотя бы любовью оградиться от непостоянства своего бытия? Человек проходит. Его экзистенция кончается. Но человек борется с этой преходящностью и умалением экзистенции. Человек ищет способы и средства для преодоления этой преходящности. Что такое в своей сущности произведение культуры, что такое все творческие объективации человека, если не попытка вобрать свою преходящую душу в постоянные и негибнущие формы и таким образом спасти ее от этого постоянного течения и улетучивания. Время, которое несет и истачивает нашу экзистенцию, нами переживается как нечто нам чуждое; как нечто, к чему мы не можем привыкнуть и с чем не можем смириться. Мы никогда не можем сжиться с мыслью, что мы проходим, исчезаем и что однажды нас не будет. Преходящность нашего бытия это то начало, которое мы никогда не считаем своим. Нам представляется, что оно пришло к нам со стороны, что оно нам навязано, что нас насильно заставили принять его и нести. По собственной воле, если бы только это зависело бы от нас, мы никогда не приняли бы решения – пройти. И здесь мы нащупываем некое противоречие в самом бытии человека. Экзистенция есть задача, призвание, которое осуществляем мы сами. Мы сами являемся авторами жизни этой действительности. Поэтому мы и стараемся сделать эту жизнь, насколько это только возможно, более постоянной, к этому нас подталкивает глубочайшее желание нашего бытия. Но мы создаем только гибнущие формы. Наше желание и наша экзистенция не совпадают. Своим хотением мы стараемся преодолеть время и осуществить свою экзистенцию всю сразу. Но эта совокупность экзистенции выскальзывает из наших рук, и мы осуществляем ее только по частям, тем самым предоставляя ее источающему течению времени. И чем сильнее время пронизывает наше существо, тем сильнее мы стараемся его преодолеть. Но в то же время мы замечаем, что все наши усилия не приносят желанного результата. Желание экзистенции в нас возрастает вместе с ее убыванием, а сил, чтобы сдержать ее убывание, становится все меньше и меньше. И здесь мы видим какой-то трагизм экзистенции, кроющийся в ней самой. Мы сталкиваемся с каким-то онтологическим недоразумением, вплетенным в саму нашу структуру. А между тем это недоразумение имеет глубокий смысл.