Драма лихих 90-х. Книга 2. 90-е годы

Если честно, то я устал от многочисленных обещаний. Я за язык никого не дергаю, а ОНИ обещают и обещают, только смущают мой покой. Чиж извела будущим знакомством с итальянским издательством «Мондо-дори». Тютчевский музей обещает поездку в Мюнхен. А тут возникла Гета (Генриэтта) Репинская из Би-би-си-М (программа «Дом 7, подъезд 4») и сказала, что календарь Рюрика будут широко использовать в своих программах, и пообещала вывести на полезные издательские контакты. Запахло Англией?..

В «Книжном обозрении» познакомился наконец-то с Татьяной Ивановой, литературным критиком. Сказала, что я — единственный спец в календарном деле и бросать это ни в коем случае нельзя. Из разговора с ней понял, что писательское сообщество — это свора собак, никто не дружит и все только тявкают и кусают…

В АТВ критикуют сценарии Славкина, и мне пришлось заняться поисками дополнительной информации по 1950 году. Листал дневники Чуковского и Пришвина, поднял свои. Непутевая жизнь. Отец в лагере, мать ездила к нему, я оставался один, куча друзей, девочки, танцы, футбол, книги, стихи, проблемы в школе, «выделялся, как писал классный руководитель, недостаточные волевым напряжением, размагниченностью…». Из личного, не школьного дневника: «Грусть и тоска. Какая-то злоба на всех…». А винить надо было прежде всего самого себя — за леность, отсутствие целеустремленности, за чрезмерные юношеские удовольствия и т. д. Но в зрелые годы я искупил все свои грехи, став трудоголиком, фанатиком своих литературных увлечений… И остается подверстать признание Мих. Козакова: «К женщинам поостыл. Глаз ценит — сам спокоен…».

6 октября

Никак не освою итальянскую пишущую машинку «Оливетти» — много загадочных клавиш, — и видно к тому же, что я к технике туповат. Впору подпевать 5-летней девочке, которую услышал в нашей роще:

У меня на фартуке петушок и курочка.
Меня милый не целует, говорит, что дурочка.

30 сент. в «Капризе» участвовал в заседании редакционного совета, куда меня ввели вместе с дизайнером Михаилом Пономаревым, Мариной Коростылевой, президентом какого-то Леди-клуба, и художницей по куклам Юлией Вишневской. Три битых часа, как сделать журнал классным. Я все свои дела решаю сам с собой, а тут дискуссии, споры. Смешной случай произошел с Ще. Соседка Ира встретила и подивилась новому замшевому пальто:

— Где купила?

— В Италии.

— Ты еще сказала бы: в Париже!..

Подтекст такой: ну, совсем завралась! Какая Италия? Кто туда может поехать из нашей пенсионной братии, все пребывают в нужде. И со мной приключился казус: то ли потерял 50 тысяч одной бумажкой, то ли вытащили. Расстроился, конечно, а потом вспомнил Виктора Шендеровича, его стихи, и успокоился:

Какое счастье: сперли кошелек.
Как нынче я отделался легко-то!
А ведь могли раздеть до босых ног,
Глаз выдавить, пырнуть заточкой в бок, —
Да мало ли чего, была б охота!..
…Могли послать сражаться в Сомали;
Копаться на урановую залежь…
Да мало ли чего еще могли —
У нас на что надеяться, не знаешь:
На службе ли придавит потолок,
В больнице ли пришьют к затылку ногу…
А тут какой-то сраный кошелек —
Да пропади он пропадом, ей-богу!

Известный чтец и лауреат всяких конкурсов Валерий Абрамович Токарев (он с 1922-го) изъявил желание со мной познакомиться, и мы мило поговорили с ним на редакционном диванчике в «ВК», в основном, о положении дел в нашей культуре и о том, что ему нужен импрессарио, а мне — менеджер. И что вообще, сейчас трудно жить и работать творческим людям.

Купил за 390 тысяч «Хронику человечества» (1.198 стр., вес почти 5 кг) и радуюсь ей, балдею от полиграфии и информации, и вношу кое-какие даты в свою мировую историю. Смешной звонок в «Культуру», позвонил туда по поводу гонорара, а в ответ: «Мы вас очень любим, но денег нет…».

В субботу 5-го были на вечере Вознесенского в зале Чайковского. Большого бомонда не было (Эрнст Неизвестный, Белла Ахмадулина и еще кто-то). Цветов было много, но концерт оказался провальным. Начал читать активно, а потом Андрей поплыл, стал забывать слова. Хотя оно и немудрено, к примеру, строки из поэмы «Кара Карфагену»: «Хакамада — интеллигентесса. Хоть дуринда Барбара Стрейзанд, но она — блендамед прогресса!..». Снова словесное выкрутасничанье… До выступления зашел к Андрею за кулисы: дергается, мечется, жалуется: «Приходится делать все самому, никто не помогает». Это — ему. А мне?!.. Вознесенский, как мне кажется, изо всех сил пытается удержаться на волне популярности, и отсюда книга для гадания. В поэтическом соревновании он явно проигрывает Бродскому.