Драма лихих 90-х. Книга 2. 90-е годы

Сплошной конвейер дел, карусель тревог и забот, печатная фабрика на дому, — вот что такое моя пенсионная жизнь.

Пачка книг «Любовь и судьба» была увезена в Вытегру на Клюевские чтения и там была продана и раздарена. Сею доброе, разумное, вечное. Одна из книг досталась внуку Есенина (внуку — от кого?). Звонили из Петербургского ТВ: помогите достать книгу о Рюрике, она крайне нужна, а в Питере ее не сыщешь…

На 1 августа сочинил строки Ще:

Опять день рожденья,
опять и опять.
Я, честно, уже
истощился желать.
Желать и здоровья,
и благ, и любви,
И млеть от нахлынувшие чувств
до зари.
Ах, годы, зачем вы несетесь
так вскачь.
Ужели нельзя вас никак
придержать?
годов бы поменьше,
побольше удач, —
Вот это хочу я тебе
пожелать!

Отмечали в Калистово под «Мукузани» и ели холодный борщ. Пришлось подписывать купленные Мариной книги, за одной пришла соседка по даче лично. Был слышан шепот: «Сестра приехала… А мужу нее писатель…». В этом было что-то из чеховского сюжета.

2 авг. еще одна телебригада (Ирина Кленская и Людмила Соловейчик). Потом охи: «Какой у вас светлый, теплый дом, так было приятно с вами общаться…» и т. д. Гуляя в роще, встретили Женю Рейна. Зашел разговор о Вознесенском. Я сказал, что он хотел мне помочь в раскрутке и… На что Рейн: «Вознесенский — человек холодный, он никому не помогает, кроме авангардных поэтов и то, только для того, чтобы утвердиться в качестве отца Авангарда».

4 августа

Вчера утром на «Волге» повезли на Шаболовку (4-й канал, «Российские университеты»). Старое здание ТВ, построенное еще в 30-х годах. Следы запустения и маленьких денег. По студии бродят актеры и кошки. Но вот эфир. Кленская представляет меня как человека-архив и как человека-календарь. Назвали груздем — полезай в кузов: я рассказываю о датах на 4 августа: королева Маб, Наполеон и Жозефина, читаю строки Шелли:

Безбрежный океан земной печали,
О, время, время, кто тебя постиг?..

Затем следующий гость — режиссер Владимир Андреев и его актеры — и плохо, — сцену из «Марии Стюарт». Потом какой-то исполнитель цыганских песен и в заключении — снова я, сказал, что цыганские песни напомнили мне Бодлера, и вижу, как у Кленской глаза полезли кверху. Однако Бодлера я вплел изящно, и после окончания программы технический персонал студии мне аплодировал. Андреев долго жал мне руку, — понравился?.. Домой меня отвезли в большом 8-местном «Форде». Ассоциативная память тут же подсказала строки Маяковского:

Много ли человеку (даже Форду) надо?
Форд в милъонах фордах, сам же Форд — с аршин.
Мистер Форд, для вашего, для высохшего зада
Разве мало двух просторнейших машин?..

Ну, а дальше в стиле Владимира Владимировича: «Мистер Форд — отдайте! Даст он — черта с два!». «Мария, дай!..», «Мистер Форд — отдайте!..». Большой проситель был этот Маяковский!..

10 августа

Какое-то лихо в лице Отара Кушанашвили занесло меня в клуб диско «Утопия» на первом этаже к/т «Россия», в программу «Партийная зона». Адский грохот и непривычная молодежная обстановка, — и зачем выступать, что-то говорить? Неожиданно в клуб завалилась группа звездных хоккеистов (Фетисов, Буре и др.) и писатель, к моему огромному удовольствию, оказался не нужным. Причем перо, когда есть клюшка с шайбой! Получил гонорар и распрощался с партийнохоккейной зоной. Выпивают, танцуют, и я был явно лишний…

Другое дело — визит на следующий день на квартиру к Татьяне Ивановне Лещенко-Сухомлиной. Жутко запущенная квартира: хлам, хаос, картины и книги. Несмотря на свои 92 года, Татьяна Ивановна очень живая, с горящими глазами и великолепной памятью. «Юрочка, сейчас я вам подарю рассказ, но обязательно сделайте ссылку на меня…». Далее последовал рассказ, как Борис Пронин лично Татьяне Ивановне рассказывал об Идочке Рубинштейн. А еще детали про Лилю Брик…

Необходимая справка для молодых читателей. Татьяна Ивановна Лещенко (по мужу Сухомлина) — удивительная женщина с удивительной судьбой. Переводчица, певица, актриса. В 1932 году перевела на русский одну из самых знаменитых и читаемых книг XX века «Любовник леди Чаттерлей» Лоренса. В 30-е годы вернулась в Россию из Франции. В 1947 году ее арестовали. После ссылки не сломалась и вернулась к активной жизни.