Рубрика посвящена литературным юбилеям. А параллельно начал печатать про 1932 год, возможно, потянет на целую книгу. И еще закрутил «Московский календарь Ю.Б. от Юрия Долгорукова до Юрия Лужкова» в «Вечернем клубе». Ну, и прочие работы: Радио, «Работница» и поехали дальше, отчего в один из дней лег в изнеможении на лежанку и глотал лекарства. Творчество — игра с огнем… Лев Новоженов во «Времечко» жаловался на жуткую суету и сказал, что мечтает побыть в тишине и что-то пописать. Н-да, это еще Мефистофель пел: «Люди гибнут за металл!..»
14-го ездил на Кузнецкий мост, в приемную ФСБ, где мне предоставили возможность познакомиться с «делом» отца. Все липа и абсурд, а в итоге сломленная жизнь семьи — отца, матери и отчасти моя… Из ФСБ вышел в глубокой задумчивости, поехал в «Каприз», отдал материал для апрельского номера, посмотрел на сигнал марта, а далее на «Эхо Москвы» — в «Гостиную Ксении Лариной» (обаятельная простушка с серыми глазами). Сначала в гостиной выступал депутат Владимир Лукин, потом я, минут 25. Все хорошо, но устал очень, на улице жуткая слякоть, троллейбусы встали, и пришлось мне от Сокола идти пешком. С высоты успеха в эфире да в уличную грязь…
«Любовь и судьба» в «Книжном обозрении» попала в рейтинг читаемых книг вместе с «Мастером и Маргаритой», «Бодался теленок с дубом» Солженицына, «Страшным судом» Виктора Ерофеева… Галя Мишта попросила у меня разрешение прокатать мои рассказы на P-1 на частной радиостанции «Новая волна»… На репетиции «Старой квартиры» поцапался с Челядиновым и Кемарской. Я сказал: «То, что вы делаете — это керогаз, сплошная бытовуха, я вам предлагаю серьезные вещи, а вы их не берете и пытаетесь угодить средненькому телезрителю».
17-го была съемка. В кадре о стилягах, приглашенные Анофриев и Белявский были откровенно скучны, ярок был только Илья Шатуновский, который ни за что не хотел покаяться за свой зубодробительный фельетон в «Правде» — «Плесень». ЧП с «Молодой гвардией»: оклеветанная молодогвардейка в романе, Лядская отказалась приехать на съемки, ибо до сих пор боится, хотя и получила реабилитацию… Инна Макарова попыталась спеть осанну Фадееву — заученные монологи артистки! — но Гриша Гурвич ее оборвал. Художник Борис Ефимов (96 лет!) отчаянно ругал Сталина, ну, и прочее. Кемарской подарил своего Рюрика и сделал такую надпись:
Никак не могу сбросить с себя зубные напасти (их не расшифровываю), снимал боль анальгином и эротическим фильмом Тинто Брасса «Паприка». Груди и попы в неимоверном количестве. И как жаль, что в молодые годы не было таких «паприк». Символ был другой: рабочий и колхозница, в экстазе державшие серп и молот.
Новая дневниковая неделя началась с изучения тома Бодлера. Мой опус о поэте с «несчастным сознанием» (так считал Гегель), написанный в 1976-м, оказался слабоватым и решил написать заново. Прочитал большой очерк Сартра о Бодлере — не понравился, написано скучно и неинтересно. Следовательно, моя задача, как это не смешно, написать лучше, чем Сартр, чтобы было читабельно. Не для высоколобых людей, а для нормальных.
В «Капризе» вышла моя лирическая импровизация на тему: каприз. Из «Нового русского слова» пришла моя публикация «Балаганчик Саши Черного». Венгерова в шоке: Лесневская перехватила у нее спонсоров и идею рассказов о любви, и, стало быть, и я с носом. В «Крон-пресс» выбивал деньги. Ованесович: как вы не получили? И сделал круглые глаза. Я в ответ тоже круглые: не получил. Тут же он дал распоряжение выплатить. И предложил мне написать роман «Кавказец» о клане бандитов (не он ли из этого клана?). Я, естественно, отказался.
23 января на микроавтобусах члены палаты по науке, здравоохранению и культуры поехали в Федоровский глазной центр. В автобусике ехал вместе с Черторицкой и Тимуром Салаховым (звезду героя соцтруда он носит постоянно), — они с восторгом говорили о Рюрике и о необходимости его переиздать в улучшенном виде. Салахов стал перебирать имена банкиров, у кого он может попросить денег на переиздание: Алекперов, Виноградов… Я снова весь в миражных огнях.