Драма лихих 90-х. Книга 2. 90-е годы

Всех приехавших «палатников» встретил хозяин — Святослав Николаевич Федоров. С удовольствием показывал свое хозяйство и даже продемонстрировал на экране, как проходят операции. Затем обед — все ресторанное. И снова нескончаемые разговоры о России. Они были, кстати, и до обеда в кабинете Федорова. Он говорил пламенно: «Мы — распадающаяся Золотая Орда… Наемный работник — замаскированный раб, задача которого увильнуть от работы… Русский человек — нерентабельный человек: он потребляет больше, чем производит». Федорову никто не возражал.

Разговор по телефону с вдовой поэта Александра Соболева (вообще-то он не Александр, а Исаак) — Татьяной Михайловной. Она жаловалась на судьбу своего покойного мужа, которого в большую литературу так и не пустили литературные генералы, а вся слава от «Бухенвальдского набата» (слова Соболева) досталась композитору Вано Мурадели, Соболеву не заплатили ни копейки. Человек-изгой…

Люди мира, на минуту встаньте!
Слушайте, слушайте: гудит со всех сторон —
Это раздается в Бухенвальде
Колокольный звон, колокольный звон…

Жертвы Бухенвальда, Майданека, Дахау и других лагерей смерти. А в СССР были свои лагеря и тоже жертвы, жертвы… А сколько их в литературе: и не только Мандельштам, Клюев, Клычков, Нарбут, Павел Васильев, Борис Корнилов и другие. А еще жертвы непризнания, конкурентных схваток, зависти, доносов и т. д. Когда-то я записал пронзительные строки из какого-то романа Айрис Мердок. Вот они:

«Мы все в аду. Жизнь — это мука, мука, которую осознаешь. И все наши маленькие уловки — это только дозы морфия, чтобы не кричать…

Каждый из нас кричит, надрывается в своей отдельной, обитой войлоком, звуконепроницаемой камере…»

Вот так все лучезарно. Оптимистично и живенько…

На Радио повстречался с Толей Трусовым (кубинская редакция). Он давно пишет стихи и неплохие, я ему сказал, что пора и книжку выпустить. Он:

— Ну, это надо ходить по редакциям, просить, убеждать, — я не могу.

— А как же я хожу…

— У тебя есть воля. А у меня ее нет… Я чувствую себя чужим в этом мире. Пусть рукопись лежит, может, после смерти найдут ее, и кто-нибудь опубликует.

Да, Толя замечательный человек, добрый, отзывчивый, но не боец.

В субботу к нам в гости приходили Токаревы. Кулебяка с капустой и пирог с яблоками в исполнении Ще были великолепны. Под стать были и разговоры: об Италии, о Данте, Петрарке, де Бюлле, Верлене и т. д. Дорвались интеллектуалы!.. А потом Валерий Абрамович звонил: ах, донна Анна, ах, кулебяка. И по поводу моего очерка о Собаньской сказал, что что-то вставит в свою программу «Пушкин и Мицкевич».

Заезжал тут в магазин «Москва». «Любовь и судьба» вся распродана. Купил двухтомник Вячеслава Иванова. Одно из ранних стихотворений -1890 год:

Своеначальный, жадный ум, —
Как пламень, русский ум опасен:
Так он неудержим, так ясен,
Так весел он и так угрюм…

И вот, в вынужденной эмиграции в Италии (1944):

Вы, чей резец, палитра, мира,
Согласных Муз одна семья,
Вы нас уводите из мира
В соседство инобытия…

В этом «инобытии» я порой и пребываю… После Нью-Йорка уже в Москве, в «Сударушке» вышел мой Саша Черный. В «ВК» переименовали рубрику «От Юрия Долгорукого до Юрия Лужкова» в более нейтральную: «Московский календарь Ю.Е.». А читатели все тоскуют о закончившемся «очаровательном любовном календаре».

28-го уютно сидел дома, работал, звонок: срочно надо ехать во «Времечко» получать деньги. Это не вызвало никакого энтузиазма: опять ехать! Поехал, отвалили полмиллиона… Во «Времечко» подкидываю им разные информационные шпаргалочки.

1 февраля смотрели по ТВ повтор «Старой квартиры» — 1948 год, и снова крик Гриши Гурвича: «Славянофил Славкин против западника Безелянского!»

9 февраля

Я, конечно, весь в своих делах, но все же успеваю по газетам и ТВ следить, что происходит в любимой России. Генерал Александр Лебедь дал сердитое интервью французскому «Экспрессу», которое перепечатали «Известия»: «Мне надоел хаос в России». «Не проводятся реформы, «царят несправедливые законы». И еще отметил Лебедь: «Народ, к которому я имею честь принадлежать, отличается ослиным терпением… Люди научились только выживать, а не жить. Я хочу им вернуть вкус к жизни». На вопрос корреспондента: «Вас иногда сравнивают с Пиночетом. Что вы об этом думаете?», генерал ответил: «Ровным счетом ничего. Моя фамилия — Лебедь».