Драма лихих 90-х. Книга 2. 90-е годы

4 сент. Бенефисный день: вышел московский календарь в ВК, Литературные юбилеи в «Вечорке» и там же (сначала даже не заметил) мой материал о Дзержинском — «Святой палач»… А у Ще в «Москвичке» — Анна Керн. «Семейный концерн действует!» — как сказал Павел Гусев, с которым повстречался в «Вечерней Москве». Но к себе, в МК, не приглашает…

С утра напечатал маленький комментарий для «Элле» — «Одиночество — это индивидуальный выбор», и днем поехал на генеральную репетицию в Геликон-оперу: «Царская невеста» Римского-Корсакова. На сцене дремучая Русь, с завистью, интригами, амбициями и заговорами и, конечно, во всем «немец» виноват. В целом, опера понравилась и не понравилась — такое двоякое впечатление.

6 сент. С Ще поехали в Центр смотреть карнавал в честь юбилея Москвы. Непривычное для Москвы красочное шествие, но, увы, это не Рио-де-Жанейро — мало музыки, танцев, и холодрыга. На одной из платформ увидел Светлану Варгузову в газовом платье и с обнаженной ножкой, с бокалом шампанского в руке. Как закричу: «Светлана!». А она увидела меня и помахала в ответ. Стоящие рядом в толпе, с большим интересом посмотрели на меня, — мне стало смешно… Хотели поехать на вечернюю иллюминацию, но уставшая Ще спросила: «А нужны ли нам эти лампочки?». «Не нужны», — согласился я. И пошли в нашу рощу, там гулянка и музыка, по микрофону кто-то пел: «Наш Борька — бабник!..». Танцы-шманцы, шашлыки, пиво шли под транспорантом «Дорогие хорошевцы!..». Значит, мы вышли за пределы нашего Сокола…

Вспоминал, как 15-летним пареньком «праздновал» 800-летие Москвы в 1947 году. Небо в прожекторах. Над городом висел портрет Сталина. Толкался на Болотной площади и покупал какую-то дешевую карамель… В журнале «Каприз» вышли три материала: «Моя Москва», Любовный календарь и очередная главка из сериала «Капризы любви». А вот у матери Гали Мишты не капризы, а беда: на пароходе украли книгу «От Рюрика до Ельцина», по которой она читали исторические сведения в радиорубке…

2 °Cентября

Сделал новые заявки. У меня на руках 4 рукописи: «Лабиринты чувств» (женская тема), «В одном флаконе» (герои — мужчины), «Разбитое сердце» (сборная) и Луна. Четыре рукописи — четыре книги, и никак! Тут «порадовал» товарищ по несчастью, поэт Эдуард Асадов: «Раньше я писал стихи, собирал сборник, приходил в издательство, клал книгу на стол, ее читали, издавали. Больше я не знал никаких проблем. Я получал гонорар, авторские экземпляры и — все». «А сейчас? — спросил Асадова корреспондент. «Чудовищно!.. Мне предлагают издавать книги на свои деньги…».

Прочитал я асадовские возмущения и почему-то вспомнил строки Есенина из поэмы «Сорокоуст»:

Милый, милый, смешной дуралей,
Ну, куда он, куда он гонится?
Неужели он не знает, что живых коней
Победила стальная конница?..

Время изменилось. Интересы людей. Литература упала в цене, а стихи и тем более. И напрасно сочинители льют слезы, хотя я и сам такой, пишущий, сочиняющий и льющий слезы… Что касается Асадова (1923), то это не мой поэт. Он недостаточно поэтичен и глубок, излишне оптимистичен, один его сборник даже называется «Компас счастья» (какое счастье?! Где он его видел?!). И еще он лжеромантичен, задавая дурацкие вопросы: «Зачем на свете люди лгут?». Нет, не мой, не мой!..

Вот, в магазине «Гилея» я купил том Георгия Шенгели «Иноходец» (за 45 тыс.), он — настоящий поэт, в свое время свергнувший с пьедестала Маяковского. У Шенгели есть стихотворение «Портрет Дориана Грея»:

Я — тот портрет…
…Но пусть пылюсь я, пусть хладею,
Лишь он носил бы орхидею
На фраке девственном своем.

В стихотворении 1928 года Шенгели обращался к Поэту: «Не верь — и не люби стихов…». А далее, почему. И в конце:

Но если очень уж свербит,
Зудит, гудит, поет и ноет, —
Прими еще пяток обид
И сядь к столу, стих успокоит.

То же и дневник: успокаивает… Хотя, на какой-то маленький отрезок времени, а в остальное время — «Я затерян среди равнодушно висящей вселенной…» (Г. Шенгели, ноябрь 1941).

Для будущей книги допечатал Версаче — 30 стр. И схватился за Элвиса Пресли. Звезды со сложной судьбой… Людмила Телень в «Московских новостях» обещала помочь выйти на Владимира Гусинского — он улавливает идеи в воздухе, — а у меня идея продолжить Рюрика и написать книгу «Россия. XX век». Ну, а те, кто не олигарх Гусинский, говорят: «Все, что вы предлагаете, интересно, но нет денег», — так сказали мне в издательстве «Раритет».

Витеньке на 52-летие написал строки: