Драма лихих 90-х. Книга 2. 90-е годы

В Останкино была очередная проба пера, нет, проба звука. Я читал подготовленный сценарий об Игоре Северянине, а Дибров меня учил и поправлял. Прохановская газета «Завтра» о нем написала так: «Кучерявый, участливый, как бердичевский зубной протезист», что, конечно, явный перехлест. Но что-то в нем ярко-провинциальное явственно чувствуется.

23 марта — магазин «Москва». Если бы на заре жизни мне сказали, что я буду выступать со своей книгой в лучшем книжном магазине на Горького-Тверской, то ошалел бы от радости. А сегодня, на закате, поехал без всякой охоты, но поехал и подписал не менее 70 книг. Покупатели были разные, не только москвичи, но и какая-то Ада из Еревана, старый еврей из Днепропетровска, директор рязанского завода металлокерамических изделий и т. д. ТВ «Сокол» сняло небольшой сюжет…

В «Радуге» запустили третий тираж «Веры, Надежды…», в журнале «Women» вышел мой Байрон. Можно вспомнить и другие локальные достижения, но все перебивают бомбардировки Югославии, — все время мир на гране войны. А, тем временем, в Клубе кино в комплексе «Олимпийский» мне пришлось записывать «пилот» программы о Северянине с соведущей Катей (24 года, блондинка, окончила Архитектурный и школу телеведущих). И я весь был растворен в тексте: «трепещут губы иронично, как земляничное желе…». Получилось нечто среднее между рассказом и шоу: я вел, читал стихи, а Катя мне подыгрывала. Удался «пилот» или нет — покажет монтаж.

4 апреля

НАТО продолжает бомбить Югославию. Наши патриоты в истерике. Как написал Ярошевский в «Общей газете»: русские опять удивляют мир тем, что чужих защищают столь же яростно, как когда-то топтали своих. И антиамериканский вопль: «Американцы — козлы!». Ненависть к янки за то, что они умеют лучше работать и комфортнее живут. А мы работать по-настоящему не умеем и пребываем в черной зависти и бьемся в истерике, и при этом считаем себя чистыми и пушистыми. Народ наш и раньше был не ахти, можно привести ворох цитат наших классиков, а уж советская власть окончательно добила народ, истребила элиту, а из остальных сформировала совка, как это не обидно для некоторых наших сограждан.

Сегодня многие стоят горой за Югославии, и как не вспомнить Льва Толстого: «В народе всегда найдутся десятки тысяч людей, потерявших общественное положение, бесшабашных людей, которые всегда готовы в шайку Пугачева, в Хиву, в Сербию…». Убивать — не строить, тут и думать не надо. Бей, круши — все мило славянской душе. Короче, гей, славяне!..

29-го в Геликон-опере был «Весенний бал «Вечернего Клуба». Куча знакомых и именитых людей. У Михаила Козакова спросил, можно ли процитировать пару его пассажей в моей книге «Коктейль «Россия», он: «Ради Бога! Пожалуйста!..». Пообщался с Городницким, он назвал меня «культовой фигурой», и что это значит?.. Ездил в Британскую страховую компанию на Трубную улицу, где некая Людмила Линник предложила издать календарь с английскими классиками, мне бы это было лестно, но боюсь, что это очередной мыльный пузырь. Дальше слов — ни шагу!..

А вот в музыкальном магазине-салоне «Аккорд» слово не расходится с делом. В журнале «Аккорд» поместили мой материал о Штраусах «Короли голубого Дуная», заплатили гонорар, после обсуждения вышедшего номера журнала фуршет и маленький концертик: Георгий Гаранян (саксофон) и Алексей Кузнецов (гитара). Очень мило…

3 апреля в ВК вышла моя историческая полоса 1917–1920 годы с тремя мини-портретами: Николай II, Керенский и Луначарский (Троцкого выкинули). Вышли на улицу и натолкнулись на толпы армейских фанатов, спешащих на стадион ЦСКА — крикливые, озлобленные, неприятные. Да, власть бросила молодежь на произвол судьбы. Раньше через пионерию, комсомол, кружки, спорт пестовала и направляла молодую энергию в нужное русло. А теперь молодежь не нужна, власть занята собою и своим кошельком, а безнадзорные ребята растут волчатами. Недальновидная, самодеянная и глупая власть!..

Пока занимался дневником, в 12.45 разразилась настоящая снежная пурга.

10 апреля

Продолжает истерить Литаврина. В «Радуге» ее спрашивают: «Что вы хотите?» Она: «Я для себя еще не определила…». Видно, мое письмо на нее подействовало, как тряпка, на быка («сумасшедшая баба», определила ее Литвинец). В письме я писал: