Драма лихих 90-х. Книга 2. 90-е годы

Крик писательницы Нины Садур: «Я не могу здесь больше жить. Я не могу все это видеть, как убивают Россию, как все схвачено этим новорусским быдлом, как попирается человек… Я пишу. Я устала быть нищей…».

Да, народ поприжали до стона и хруста костей. Я выживаю за счет отчаянного кручения-верчения и старых наработок «в стол», и мне некогда кричать. Я вкалываю!..

7 февраля

31-го подбирал строки к шмуцтитулам «Улыбки Джоконды».

Зачем ты, художник, парил в эмпиреях,
К иным поколеньям взывал свой треножник?!
Все прах и тщета…

Это — переведенный на русский Микеланджело. А поэт дальнего Зарубежья Александр Биек:

Вот Русь моя: в углу, киотом,
Две полки в книгах — вот и Русь,
Склонясь к знакомым переплетам,
Я каждый день на них молюсь…

На днях возвращался из издательского похода, вышел на Соколе — никаких троллейбусов, толпа томится уже час, пошел пешком, около «Ленинграда» в парке повстречал благополучного какого-то пенсионера (очевидно, из МИДа) — шел неспеша, дышал носом и явно получал удовольствие, — есть на Руси прикормленные люди!.. А я все бегаю по делам с тяжелой сумкой на плече (одни рукописи, батенька, одни рукописи). И подышать носом некогда…

Начал заниматься второй исторической полосой 1911–1916 годы, фигуры: Столыпин, Распутин, Блок, Станиславский… 3-го выступал в библиотеке им. Добролюбова. «Радуга» привезла книги и продавали «Веру, Надежду…». Одна читательница так и вилась около меня и изловчилась дважды поцеловать в плечо, — нашла себе кумира!.. Выступал я около полугора часов, и слушали очень внимательно. Одна читательница сказала, что, судя по книгам, я — человек добрый и письмо у меня мягкое. Не уверен. Порой ведь пишу едко и сатирически язвительно. И без всякой мягкости…

Интересный разговор на рынке, спрашиваю продавщицу:

— Хлеб мягкий?

— А вы потрогайте.

— Я хлеб не трогаю.

— А, только женщин! — радостно сказала молодая продавщица и обнажила рот, полный металлических зубов.

Что еще было на неделе? Что-то обещали напечатать, в том числе «Коктейль» в «Мосновостях» — не напечатали. Правда, в «Кумирах» вышел материал «Депутат думы в объятиях аферистки» о Марии Пуаро. Получил заказ на любовный треугольник Мэрилин Монро-Ив Монтан-Симона Синьоре. Анисим взял у меня интервью для своей книги о Майи Кристалинской — о годах моего стиляжничества… Чистил архивы и безжалостно выбрасывал политиков, к примеру, Майкла Дукасиса. Он проиграл президентские выборы в США и кому он теперь интересен? И — на свалку истории!..

14 февраля

Радио, газеты, журналы — все продолжает вертеться и клубится. В паузах бросаюсь к книге «Коктейль «Россия» и распутываю национальные корни знаменитых людей. Приступил к литературе, печатаю главку «До, во время и после Пушкина».

Тредиаковский учился в школе католических монахов-капуцинов и вряд ли был русским по крови. Антиох и Дмитрий Кантемиры — ясное дело, молдаване. Капнист — украинец. Фонвизин из рода рыцаря-меченосца Фон-Визина, Державин — от татарского мурзы Багримы. Мать Жуковского — пленная турчанка Сальха. Карамзин из татар. Как там у Блока:

Дико глядится лицо онемелое,
Очи татарские мечут огни…

Николай Греч — сын онемечившегося чеха; Булгарин, как говорили в те давние времена, «поляк на русской службе». Кюхельбекер — обрусевший немец. Дельвиг — из прибалтийских баронов. «Дай руку, Дельвиг! Что ты спишь? Проснись, ленивец сонный!» — обращался к нему Пушкин. И т. д. и т. и. Чистых этнических русских очень мало или почти нет. Кругом примеси. Коктейли кровей. «Непроницаемым туманном покрыта истина для нас» — говаривал Карамзин. А национальность? Туман, коктейль и прочая мешанина.

Так что сбиваю «Коктейль», пленки Джоконды отправлены в Тверь — неожиданно в рифму. Суечусь, бегаю и с удивлением смотрю в ВК на спокойно мурлыкающего Ф., раскладывающего бумажки, а потом будет удивляться, почему он ничего не добился в жизни… «Моя годовая выработка — 70–80 страниц…». Я с такой выработкой могу ноги протянуть. Каледин: «Я по основной специальности — бездельник». Ну, а

я — трудоголик. Помимо писаний, еще и выступать приходится. 9-го в Московском фонде культуры на проспекте Мира. 13-го был на «Эхо Москвы» в программе Андрея Максимова, отвечал даже на звонки радиослушателей.

Очень смешно выступила по ТВ в концерте Надежда Бабкина, исполнив белоэмигрантскую песню «Я — черная моль, я — летучая мышь», о том, что героиня песни — институтка, и при этом Бабкина выглядела как обычная дебелая колхозница. Из колхоза «Путь к коммунизму» и просьба заплатить ей франками комична. Какие франки? Когда одни трудодни, палочки в ведомости…

20 февраля