Драма лихих 90-х. Книга 2. 90-е годы

Первомай прошел тихо и немного в работе. Были два хороших фильма: американский «Однажды в Америке» Серджио Леоне, в главной роли Роберт ди Ниро (гангстер по имени «Лапша») и наш документальный, Алексея Габриловича «Бродвей нашей юности» — про стиляг и, значит, про меня.

10 мая

7 мая у нас в роще познакомился с другом Бродского, Евгением Рейном. Он, оказывается, меня знает и читает. Мило пообщались, а 9 мая он пришел к нам в гости, подарил книгу итальянских стихов, и была хорошая литературная беседа, вдруг он побледнел. Какой-то приступ. Ще перепугалась. Дали ему лекарство, успокоился, потом я пошел его провожать. Н-да. Бывает… То Михаил Кураев мучился у нас в доме с зубами, то вот припадок Рейна, — вот и дружи после этого с писателями!.. Из Евгения Рейна:

Что такое искусство?
Это когда и скучно,
и горько просить гонорара.
И надо стоять до ночи,
глядеть прохожим под ноги
и ждать своего навара.

В другом стихотворении: «…пиши сонеты, играй в бирюльки, бей туза, снимай штаны и лги в глаза, гони монету…».

Вот вам профессия поэта, точнее, призвание… А по ТВ сплошные «Батальоны просят огня».

Ко мне приезжала симпатичная корреспондентка «Маяка» Оля Стройнова и взяла обширное интервью о российской истории, от крепостного права до современной Чечни. Главный «надсмотрщик» двора, Константин Сергеевич, при встрече сказал, что я — самый знаменитый человек двора. Первый парень на деревне.

А 13 мая прямой эфир на радиостанции «Надежда» в программе «Час любви» (что совершенно было невозможно представить в советское пуританское время) с ведущей Мариной Скалкиной, которую все называют «укротительницей эфира». И неизвестно, кто кого укрощал: она меня или я ее. Эфир с 21 до 22 часов. Поехал обратно на метро. Доехал до Аэропорта, поезд встал — и дальше ни метра. Пришлось выходить на улицу и идти пешком. Темень и подозрительные люди кругом.

Узнавал в «Капризе», как им понравились «Бандито де аморо»? Восторгов целое трико. Занимался новой персоной: Исаак Левитан. Был у Песковой. Что-то делается, получается красиво, но дальше эскизов и прикидок дело не идет. Беспокоят не только «Пенаты», но и самочувствие, то у меня, то у Ще, то зубы, то коленка, то еще что-то. Короче, нет нормального здоровья.

А тут возмутил Зюганов, который отказался прокомментировать зверства коммунистов против священнослужителей и стал мямлить: «Ну, это… пятое-десятое…». За что я его укусил в своих датах: привел слова Сергея Булгакова о том, как он предостерегал о возможном коммунистическом будущем и далее написал: «Нет пророка в своем отечестве. Народ не послушал Сергея Булгакова и истово стал поклоняться новым идолам — сначала Ленину, потом Сталину, а ныне кое-кто выбрал себе в качестве идолища бывшего учителя из деревни Мымрино — Геннадия Андреевича. Дивные дела творятся на бывшей святой Руси!..».

Мой гражданский долг: препятствовать возвращению коммунистов к власти… Выступаю сразу на трех радиостанциях — «Москва», «Надежда» и «Р-1», правда, на последней идут сплошные повторы «Крылатых амуров». 22 мая поехал в Крон-пресс и получил 3 (?!) авторских экземпляра книги «Любовь и судьба». Тираж 15 тыс. экз. Бумага плохая. Остается уповать на текст. За счет гонорара приобрел 120 книг по цене 11 тыс. рублей (в магазинах видел цену: 23.800). И что теперь делать с книгами: дарить, продавать? Витя верен себе: «Нужны стратегические прорывы. А пока мы с тобой в литературном тупике».

24 мая совещание в АТВ у Малкина, разговор о том, как делать фильм о 1948 годе: сессия ВАСХНИЛ, матч Динамо-ЦСКА, фильм «Сказание о земле сибирской» и т. д.

А вечером того же дня в ЦДЛ на вечере Иосифа Бродского. Вел вечер Евгений Рейн, я смотрел на него с опаской, но все было хорошо. Выступающие вспоминали великого рыжего. «Он имел много женщин, стихи, кофе… у него был миллион интересов…», — вспоминала американская издательница Эллен. Анатолий Найман выступил как-то нервно и капризно, чувствовалось, что он раздосадован, что Иосиф обошел его в славе. Потом были песни под гитару:

Как там Цезарь? чем он занят? Все интриги!
Все интриги, вероятно, да обжорство…

На пленке звучал и голос самого Бродского. Он читал свои стихи глухо и с каким-то канторским завыванием. А еще документальный фильм.

Вечер в ЦДЛ вдруг освятил по-новому талант Бродского и стала отчетливо ясна его интеллектуальная мощь (недаром Нобелевский лауреат), а также ясно то, что потеряла русская литература. На фоне Бродского померкла вся эстрадность, выкрутасничанье Вознесенского, ну, а Евтушенко — просто хороший репортажный поэт о проблемах дня, не более того. Бродский, в отличие от всех наших поэтов, вне национальных рамок, он размышлял о вечности, о любви и смерти, о движущих силах людей и государства. Концовка стихотворения «Посвящается Чехову» (1993):