Драма на трех страницах

Вскоре мама от нас ушла. А я остался с отцом. С ним было весело, как бывает весело в сугубо мужской компании, но через некоторое время я понял, что мне чего-то не достаёт. Вроде бы всё у меня было, кроме прежней лёгкости. И я понял, что это делало меня ещё более похожим на отца.

Когда отец уехал в командировку, меня отправили к бабушке. Как выяснилось, мама тоже жила у неё. И я решил, что это отличный шанс, чтобы исправить наши отношения. Я рисовал ей картинки лучше всех ребят из группы, даже старался хорошо себя вести, но она, казалось, этого не замечала. Повторяла мне, что я неряха, как отец. Вообще-то она на всех злилась: иногда к нам приходил дядя Петя с цветами, но она выпроваживала его, говоря, что он ей надоел. А потом однажды мама отвела меня к врачу, потому что я постоянно дергал ногой. Врач прописал мне таблетки от «излишней возбудимости». И я их принимал каждый день, поле завтрака, лишь бы она была довольна. Не знаю, какой от таблеток был толк, но ногой я дергать не перестал, и мама заявила, что я никогда не исправлюсь. А на следующий день она не вернулась с работы.

Я спросил бабушку, когда придет мама, но бабушка ответила, что мама не придёт. Оказалось, что она в больнице. Позже бабушка рассказала мне, что мама ждет нового ребенка. Я просил: «У меня будет сестричка или братик?». Выходило, что сестричка. «Девчонок всегда больше любят, но это ничего», — подумал на это я.

Вернувшийся из командировки отец забрал меня домой.

Я спросил его: «У нас будет новый ребенок?». Отец покачал головой: «У меня новых детей не предвидится. У тебя будет сестренка. Сводная. Одна мама, но разные папы». Я спросил: «А кто её папа? Дядю Петю мама всегда выгоняла». Отец не ответил. Но потом я увидел дядю Петю с фингалом под глазом. Больше он с папой не здоровался и на обед к нам не приходил.

Когда сестренка родилась, меня не сразу пригласили на неё посмотреть. Говорили, что она родилась раньше времени и должна «лежать в инкубаторе». Оказалось, что у нее много проблем со здоровьем и она не может самостоятельно дышать.

Через несколько лет на выходные отец стал отвозить меня к бабушке на дачу, куда привозили и мою сестру. Я во всем ей уступал. Однажды она разбила вазу, а я сказал бабушке, что это сделал я. Сестра посмотрела на меня своими голубыми глазами, засмеялась и убежала.

В другой раз ребята на улице начали смеяться над ней из-за ее трубки, и я вступился за неё. Драться не пришлось: я был на голову выше их и на пару лет старше, поэтому ребята убежали. А когда я обернулся, то увидел, что моя сестра упала, и её дыхательная трубка выскочила из баллона. Вокруг никого не было. Она не могла дотянуться до закреплённого на ней баллона, а я стоял и смотрел, как из трубки шипя выходит воздух, а лицо сестры становится всё белее. Она смотрела на меня, а я не двигался с места. Внезапно из-за спины я услышал крик отца: «Ну что стоишь? Растерялся, что ли?» Он взял трубку и быстро подсоединил её к баллону с насосом. Сестра начала дышать. Я не мог побороть злость на отца и лишь соврал: «Да, растерялся».

«Растерялся он, — вздохнул отец, когда мы уже сели в машину. — Весь в мать!»

Как раньше я хотел услышать эту фразу! Как я хотел, чтобы кто-нибудь сказал мне, что я похож на маму. Но в тот момент всё перевернулось. Мне стало стыдно. И я отчаянно стал хотеть быть похожим на отца.

Александр Можаев. БАЛЕРИНА — БАБА ЛЁЛЯ

«Вжик, вжик, вжик…»

Ранним утром коса поёт звонче. Баба Лёля, широко раскидывая ноги, пританцовывая, идёт впереди. Я вижу лишь её сутулую спину да большие мужские руки.

«Вжик, вжик, вжик».

В ровный валок ложится метличка. Я с любопытством жду, когда же она остановится, передохнёт.

«Вжик, вжик, вжик…»

Качается впереди её тень. Я приехал на недельку отдохнуть к бабе Лёле, но разве усидишь без дела, если старуха до зари на косьбу поднялась, вылёживаться — со стыда пропадёшь.

Утро ясное, утро свежее. «Вжик, вжик», и кажется не коса — росинки звенят. Я прибавляю ход, но старуха не уступает. Двужильная.

— Баба Лёля, какой тебе год?

— Как? — баба Лёля, наконец, приостанавливается.

— Какой тебе годок? — кричу я.

— Да ты не ори, я чай при памяти. Годок спрашуешь? Я ещё на ребят поглядываю, — смеётся она, утирая широким рукавом рубахи пот. — В войну — двадцать два было…

Снова поёт своё «вжик, вжик» коса — ложится трава. Баба Лёля умеет разговаривать, не отрываясь от дела.