– Ццц. Зависть – ужасное чувство, сестрёнка, – вкрадчиво сказал Филипп. – И она такая же моя кузина, как и твоя. Родственников не выбирают, знаешь ли. К тому же она американка. А Эштон мне давно кажется подозрительным. Он находился в Гриффин-холле в тот вечер, когда убили Айрис. Я пытался обратить внимание инспектора на этот факт, но тот отмахнулся. По-моему, он просто хочет быстрее закрыть дело. Ведь так удобно получается: неверный муж и жена всё время вздорят, а потом происходит финальный скандал, нервы у жены не выдерживают, она прячет револьвер, выслеживает ночью мужа, застаёт его за тем, что он собирается похитить принадлежащий ей алмаз, и всё! Раздаётся выстрел, дело сделано. Вот только Грейс не стала бы после этого хранить револьвер в своей комнате. И она бы не допустила, чтобы её обвинили в убийстве, ведь тогда малышка Полли останется совсем одна – и без отца, и без матери.
– Всё так, – согласилась Оливия, – но ты не принимаешь во внимание её состояние. Не каждый, знаешь ли, способен сохранить ясность рассудка после убийства. Этим, думаю, и объясняется её заторможенное состояние на следующее утро. Её психика буквально уснула, чтобы не допустить осознания того, что она совершила. И потом, я сама видела её, когда помогала Дорис упаковать вещи. Грейс, мне кажется, даже не узнала меня. Она вся была как неживая, просто жуть берёт, как вспомню. И у неё все руки были исцарапаны, а чулки в стрелках и каблуки туфель в засохших комьях земли. И ещё… Я тебе не рассказывала, но Киркби проговорился: здесь, на месте преступления, в ежевичных зарослях нашли её платок. Полицейские предполагают, что она стёрла им отпечатки пальцев с орудия убийства.
– Глупость какая, – возмутился Филипп. – Вот это уже чересчур. Истинный убийца просто издевается и над нами, и над полицией. Почему ты сразу не сказала мне об этом? Разве ты не понимаешь, что эта деталь автоматически означает невиновность Грейс?
Он выпустил дым, и тот лёгким облачком завис над ручьём, а потом рассеялся, смешавшись с туманной взвесью. Утренняя прохлада заставила Филиппа поёжиться и поднять воротник пальто. Он сидел, нахмурившись и не глядя на сестру, и Оливия поняла, что должна извиниться.
– Прости меня, пожалуйста, – попросила она. – Но я не хотела тебя напрасно обнадёживать. И сейчас не хочу. Грейс ведь могла и подстроить эти намёки на свою невиновность. Чего уж проще – если совсем не остаётся выхода, то все средства хороши. Если это так, то я понимаю, почему она обратилась именно к тебе, когда её увозили полицейские. Ты всегда был на её стороне, она видела в тебе защитника и легко могла вообразить, что ты будешь защищать её, несмотря ни на что.
– А ты нет? – колючий взгляд Филиппа больно ранил Оливию. – Ты сможешь спокойно жить, если Полли останется сиротой? Тебя не будет терзать мысль, что, возможно, Грейс была ни в чём не виновата?
– Если Грейс ни в чём не виновата, то мы найдём этому доказательства, – твёрдо ответила Оливия, вставая со скамьи и потуже перепоясывая старый макинтош Крэббса. – Поверь, спокойно смотреть на происходящее я не собираюсь. Поднимайся, у нас сегодня много дел.
Дел у близнецов и правда было много. Вернувшись в дом, они обнаружили, что тётушка Розмари отдыхает у себя, Матиас Крэббс ожидает приезда инспектора в гостиной, а Вивиан Джереми Эштон пригласил прогуляться по окрестностям и прислал за ней машину. Себастьяна, как обычно, было не видно, он, скорее всего, работал или в библиотеке, или в своей комнате.
Оживлённая, с сияющими глазами, американская кузина торопливо натягивала перчатки. Вид у нее был цветущий, даже и не скажешь, что в доме произошло два убийства, в которых обвиняют одного из членов семьи Крэббс. Оливия не слишком приязненно оглядела девушку с ног до головы.
– Как там погода? – обратилась Вивиан к Филиппу, машинально принимая выгодную позу и игнорируя его хмурую сестру.
– Льёт проливной дождь, а с побережья дует промозглый ветер, – опередила брата Оливия. – Рекомендую надеть плащ и резиновые сапоги.
Вивиан улыбнулась ей сладкой, многозначительной улыбкой, которую каждая женщина расценила бы как объявление начала боевых действий.
– О, британское чувство юмора всегда меня забавляло, – промурлыкала она и, кивнув Филиппу, вышла в услужливо открытые Симмонсом двери прямиком к поданному для неё экипажу.
Дворецкий, поклонившись, удалился, как всегда неспешно и с колоссальным достоинством. Близнецы остались одни.
Оливия пригладила промокшие волосы и решительно скомандовала:
– А теперь тебе, Филипп, предстоит работёнка. Нужно отвлечь миссис Уоттс. Придумай сам, зачем она тебе понадобилась. А я тем временем стяну у неё ключи от бывшей оранжереи.
– Почему не попросить открыто? – засомневался Филипп. – А если она заметит?