Драма в Гриффин-холле, или Отравленный уикенд

Мистер Бейли вздрогнул всем телом и резко, как взбудораженная крыса, повернулся к Оливии.

– Кто вы?! И что вам надо? Я не мистер Бейли! Кто вам это сказал?

– Я ищу мистера Бейли, чтобы передать ему небольшое денежное вознаграждение, – повинуясь наитию, примирительно ответила Оливия и сделала движение, будто достаёт из сумочки кошелёк. Однако то, что, по её мнению, должно было стать отличным поводом к началу разговора, возымело совершенно противоположное действие.

– К-к-какое вознаграждение? Я ничем таким не занимаюсь! Не знаю, мисс, кто вам чего наплёл, но я никаких вознаграждений не беру. И я не мистер Бейли! Бейли уехал, уехал… на континент. Я ничего о нём не знаю! А если вы будете меня задерживать…

Человечек был напуган, напуган столь сильно, что голос его дрожал от страха, но в нём слышалась и неприкрытая угроза. С видимым усилием подхватив два чемодана, он двинулся на Оливию, и она отступила к стене, чувствуя ладонями её липкую холодную поверхность. Проходя мимо девушки, Бейли грубо выругался и сплюнул, и жёлтый пенистый плевок застыл в нескольких дюймах от её замшевой туфельки. Используя последний шанс, уже в спину ему Оливия негромко сказала:

– Майкл Хоггарт просил меня кое-что вам передать, – и сама не зная зачем, прибавила: – Мистер Бейли.

Волна страха тут же сдавила её горло, помешав продолжать. Дура, какая же ты дура, дурнее самой Изабеллы, сказал внутренний голос. Он же тебя сейчас прирежет, прямо здесь, на заплёванной лестнице, и почему-то именно в эту секунду к ней пришло и понимание, где спрятаны алмазы, предназначавшиеся ей с братом, и сожаление, что без неё он их вряд ли отыщет.

Оливии казалось, что Бейли поворачивается к ней очень медленно, даже вкрадчиво. Вот он поставил чемоданы на ступени, выпрямился – кепи всё ещё скрывало его лицо, она не могла видеть его выражения, – наконец, повернулся, сделал шаг, другой, подошёл ближе, ещё ближе, так близко, что она увидела грязно-коричневый цвет его глаз и нездоровую мутность белков, и ощутила дурной запах изо рта, в котором красовались неживые, матово-серые ряды зубов.

Не желая, чтобы последним, что она увидит, была эта мерзкая рожа и мерцающие позывные лампочки, попавшей в западню сводчатого закопчённого потолка, Оливия прикрыла глаза. Почти ласково её щеки коснулись пальцы Бейли, прижались к коже плотно, без зазора. Они были горячими, и от тепла чужого тела Оливия закоченела где-то глубоко внутри, замёрзла так сильно, что запершило в горле.

– А Хоггарту передай, красотуля, что я из игры вышел, – буднично и как-то грустно сказал Бейли. – Красивая схема, но мне жизнь ещё не надоела. Не знаю, как на меня вышли, но я и с первого раза весь расклад понял. Скажи, чтоб примолк на время, и меня не искал. Вообще-то, я ему писал об этом.

Не открывая глаз, Оливия, медленно разжимая губы, произнесла:

– Хоггарта застрелили.

Горячая рука перестала прикасаться к её щеке. Секунду-другую Бейли ещё стоял, обдавая её несвежим дыханием, а потом без слов подхватил чемоданы, и его шаги вскоре стихли где-то внизу.

Когда стало совсем тихо, Оливия открыла глаза, поражаясь яркости красок, неожиданных в таком убогом месте. Через маленькое окно под самой крышей лился свет прямо на зеленевшие патиной виноградные лозы заграждения лестницы, и где-то среди них притаился маленький грустный фавн.

Оливия вытащила платок, брезгливо протёрла лицо, руки, вытерла пот, выступивший на шее, под волосами. Быстро спустилась, уселась в машину, выдохнула, разжав все ещё стиснутые зубы, и завела мотор, понимая теперь со всей ясностью, что разгадка убийств находится в Гриффин-холле, и всегда находилась именно там.

***

Тётушка Розмари весь день чувствовала некий душевный зуд, справиться с которым ей всегда помогали чудодейственные капли или работа в саду. То, что инспектор изъял её утешающее средство в качестве улики, являлось для пожилой леди дополнительным источником раздражения.

Сидя в библиотеке с вязанием, она надеялась затеять склоку или с Вивиан, или с близнецами, но дом будто вымер. Вызвав Эмму, она отчитала её за ненадлежащий вид каминной решётки, но и это её не удовлетворило. Горничная с явной насмешкой смотрела на неё вместо того, чтобы запоминать, как нужно правильно работать, а в конце предложила чашку мятного чаю.

Когда в холле отворились двери, и сквозь анфиладу тётушка Розмари увидела Оливию, то радости её не было предела.

Отбросив вязание, она заспешила к ней, на ходу принимаясь выкрикивать:

– Не торопись так, юная леди! Мне незамедлительно нужно поговорить с тобой. Симмонс, пусть Энглби принесёт нам чаю. Именно Энглби, а не эта грубиянка Эмма.

Дворецкий учтиво кивнул и принял у Оливии короткое пальто, а тётушка Розмари, довольная, что нашла, чем себя занять до ужина, с хищной настойчивостью увлекла девушку в библиотеку.