Драма в Гриффин-холле, или Отравленный уикенд

Она отворилась бесшумно, и перед Себастьяном возникла лестница. Темнота плотно и липко стискивала ступеньки, плескалась там, внизу, куда не дотягивался огонёк свечи, как тёмная вода. Подвал напомнил Себастьяну затопленный окоп, в котором ему как-то вместе со всем своим отрядом пришлось провести двое суток, прежде чем немецкие войска отступили. Кому-то вода доходила до груди, кому-то до горла, и тем приходилось балансировать на кончиках пальцев, стараясь удержать равновесие в размытой дождями глинистой почве. Несколько солдат тогда потеряли рассудок: они принимались тонко и страшно кричать, пытались вырваться наверх, под пули, не слыша приказов в объявшем их безумии самоуничтожения. Одному из них, крепкому деревенскому парню с обветренным лицом и вечно испуганными глазами, пуля снесла половину челюсти, и Себастьян облегчил его страдания, не в силах слышать булькающий шёпот несчастного, который в предсмертном ужасе пытался выговаривать слова молитвы, не зная ещё, что на полях Фландрии нет и не было бога, и глупо взывать к тому, кому нет никакого дела до происходящего.

Привычно отогнав воспоминания, Себастьян тяжело и неловко спустился, помогая себе руками и тростью. Главной его заботой было сохранить огонёк свечи, не дать ему угаснуть. Тут всё так же пахло влажной землёй, сладковатой гнилью и старым деревом. Откуда-то, словно из-под ног, доносился ровный шелестящий шум, и он догадался, что это снова пошёл дождь.

Не собираясь проводить в ненавистном подвале больше времени, чем того требовали поиски алмаза, Себастьян немедленно принялся шарить по ящикам и простукивать стены в надежде обнаружить тайник. Он заметил неладное, только когда пламя свечи резко заколебалось, и вслед за этим раздался тихий и вкрадчивый скрежет ключа в замке.

Себастьян насколько мог стремительно преодолел ступеньки и кинулся к двери, навалился плечом, сам не слыша себя, крикнул что-то, приблизив губы к замочной скважине, ещё раз ударил плечом в дверь, поскользнулся, вновь обрёл равновесие при помощи трости. Из коридора не доносилось ни звука, дом замер, будто над подвальной комнатой не было стропил, груд кирпича и спящих людей, будто всё это пропало, сгинуло в той же мгле, что заполняла его ночные кошмары.

Свечной огарок остался внизу. Язычок пламени недолго разгонял тьму, лизавшую ступени, и, когда он погас, то Себастьяна сначала затопил детский тошнотворный ужас, воскрешая в памяти безобразных призраков, которые терзали его, когда он был ребёнком, а после, совершенно неожиданно для него, объял покой. Тот мрак, что завладел им в послевоенные годы и реальная темнота подвала слились, и границ между ними он больше не видел, ощущая себя истончившимся, прозрачным, не чувствуя собственных пределов и находя в этом удивительную свободу.

Мысли его текли вольно, словно он не в подвале был заперт, а сидел на берегу реки или наслаждался тёплым безветренным днём на холме, поросшем диким вереском. Он привалился спиной к двери и дал своему измученному телу отдых. Ему вдруг пришло в голову, что порой, чтобы увидеть что-то важное, нужно закрыть глаза. Глаза – обманщики, они не говорят правды.

Наслаждаясь наступившей ясностью, Себастьян внезапно понял, где находится алмаз. Он осторожно спустился, стараясь не слишком нагружать ногу. Лёг на земляной пол и протянул руку под лестницу, к своему старому, обустроенному ещё в детстве тайнику.

Удивительно, но его пальцы сразу наткнулись на широкий плоский камень с острыми гранями. Стиснув его в ладони, Себастьян испытал странное чувство, словно вся прожитая им жизнь не более чем дурное сновидение, и вот ему снова двенадцать лет и он, проснувшись, обнаруживает себя в подвале, и сжимает в руке камень, которым раскапывает тайник в земляном полу, где припрятан свечной огарок и картонка со спичками.

Он ощупал пальцами землю под лестницей и отыскал участок, где она была рыхлее. Перехватив камень поудобнее, Себастьян начал копать и почти сразу же, не успев ещё поверить в свою удачу, наткнулся на содержимое тайника.

Среди влажноватых комьев лежала гладкая половинка свечи, рядом, предусмотрительно обёрнутый в целлофан, картонный коробок. Себастьян встряхнул его, и в ответ спичечные тельца успокоительно зашуршали. Он представил, как зажигает свечу и тьма вокруг него отступает, как мир вновь приобретает знакомые очертания, но вдруг понял, что не в силах расстаться с новообретённым спокойствием, и отложил спички в сторону.

В неглубокой ямке кроме свечи и коробка со спичками лежало ещё кое-что. Себастьян, ощутив прохладную податливость земляного червя, сначала принял этот предмет за комок грунта, но, сжав его в ладони и очистив, убедился, что это именно то, что он ожидал здесь найти. Он тщательно изучил алмаз кончиками пальцев, с наслаждением надавливая подушечками на острые выступы. Не думая в эту минуту о материальной ценности камня, Себастьян испытал забытую детскую радость от обретения приза в игре, в которой не надеялся стать победителем.