Пока близнецы на чердаке препирались о том, была ли возможность у Джереми Эштона подсыпать яд в чашку Матиаса, не привлекая к себе внимания, Себастьян Крэббс аккуратно отворил дверь своей комнаты и вышел в коридор. Стараясь не стучать протезом и сохранить ночное путешествие по дому втайне от остальных, он медленно подошёл к лестнице и прислушался.
Из холла доносился отчётливый храп. Спустившись, Себастьян обнаружил спящего констебля, а рядом с ним, на столике для писем, поднос с чашкой остывшего, подёрнувшегося тусклой плёнкой чая и заветренными сэндвичами. Покачав головой, он продолжил свой путь, чутко прислушиваясь к спящему дому.
Причина, по которой тот вёл себя таким загадочным образом, была проста. Игра в поиски алмазов, в которую старший Крэббс вовлёк всех своих гостей, возбуждала в Себастьяне отвращение, усиливающееся по мере того, с каким энтузиазмом ей следовали другие. Отец в очередной раз заставил всех плясать под свою дудку, а сам только посмеивался над чужой алчностью. Вчерашним вечером, когда Себастьян вышел пройтись по саду, он заметил Вивиан, которая, воровато озираясь, вышла из сарайчика с садовой лопаткой в руках и принялась неумело раскапывать клумбу с гортензиями. Майкл Хоггарт, этот хлыщ в лакированных ботинках, сновал по дому целыми днями, всюду суя свой нос, будто окопная крыса в поисках жирного куска. Даже близнецы, о которых он всегда был высокого мнения, принялись шарить на чердаке спустя всего несколько дней после гибели Айрис Белфорт, и этот факт заставил его отдалиться от них.
Питая к отцу стойкую неприязнь, тщательно скрываемую за внешним соблюдением приличий, Себастьян ни в коем случае не хотел доставить тому удовольствие и изначально намеревался отказаться от поиска алмаза. Полученную в дар картину он собирался оставить в Гриффин-холле, тем самым продемонстрировав Матиасу Крэббсу, что не нуждается в его подачках. Однако чем больше проходило времени, тем громче звучал голос разума. Приближалась зима, проклятая нога доставляла с каждым днём всё больше хлопот, и мысли о будущем всё чаще одолевали его.
Гордость не позволяла Себастьяну предпринимать поиски в открытую, поэтому он и выбрался из своей комнаты в тот час, когда, как ему казалось, никто не сможет застать его врасплох. Уверенности в том, что он правильно расшифровал местонахождение алмаза, у него не было, только смутная догадка, которую он собирался проверить.
Себастьян медленно, стараясь переносить вес тела на здоровую ногу и не слишком опираться на плохо подогнанный протез, двигался по затихшему тёмному дому по направлению к подвалу. Несколько вечеров подряд изучая картину, полученную в дар от отца, он заметил в ней повторяющуюся деталь – ромбовидный зрачок гигантского глаза напомнил ему замочную скважину в подвальной двери.
Проходя через кухню, Себастьян завернул в кладовую. Нашарил на верхней полке невскрытую коробку со свечами, но поленился возиться и взял лишь трёхдюймовый огарок и картонку со спичками, лежавшую рядом.
Колеблющееся желтоватое пламя разогнало тьму, его блики пробежали по круглым бокам безукоризненно начищенных медных кастрюль. Стальная мясорубка, гордость миссис Гилмор, зловеще блеснула и скрылась в кухонном мраке. Себастьян спешил, подгоняя себя, чтобы не передумать и не повернуть обратно.
Неясный скрип раздался позади, и он резко обернулся, чуть не потеряв равновесие. Коридор за его спиной был пуст, но Себастьян не мог избавиться от ощущения, что кто-то из темноты следит за каждым его движением, будто держит на прицеле. Знакомое чувство чужого присутствия заставило его подобраться, ссутулить плечи, инстинктивно защищая грудь и живот, и отвернуться от источника опасности – выхода из коридора, который терялся во мраке, и где мог скрываться неизвестный наблюдатель.
Медленно повернувшись, он продолжил путь, ненавидя себя за то, что огонёк свечи омерзительно дрожит в его руке. Прислонил трость к стене, вытер ладонь о брюки и толкнул дверь, ведущую в подвал.