Но как бы ни были увлекательны сведения, сообщаемые миссионером Васильевым, автором «Выписок из дневника, веденного в Пекине», баронесса Корф поймала себя на мысли, что не может на них сосредоточиться. Перевернув страницу, она прочитала: «Беда не в том, что будто средства государства истощены, а в том, что оно, действуя в известном кругу соображений, всегда уклоняясь от радикальных преобразований, из которых при его слабости может произойти еще более зла, не сделает ничего, несмотря на все умные меры: поговорят, поговорят да и отстанут, и все пойдет опять по-прежнему».
«Это он и в самом деле про Китай? – смутно подумала Амалия. – Любопытно… – Но Китай недолго занимал ее. – И почему князь решил, что жизнь меня щадила? Конечно, у меня не было мачехи, которая выживала бы меня из дому, но зато было многое другое… и наше разорение, и смерть отца, и… Пожалуй, я могла бы уехать отсюда хоть сейчас, – не слишком логично продолжала думать она, отворачиваясь от печальных воспоминаний, которые бередили душу. – На Сиверской меня ничто не держит. И что такого женщины находят в Георгии Алексеевиче? Ведь он уже не молод и не интересен даже, а с его привычками… – Амалия поморщилась. – Нет, я все же не уеду, по крайней мере пока, но вовсе не из-за господина Киреева, а из-за его дяди. Сидишь за столом, а рядом с тобой – человек, который знал Пушкина, и получается, что прошлое… что настоящая история тут, совсем близко, стоит только руку протянуть. И почему Петр Александрович не напишет мемуары? Ведь ему есть о чем рассказать – война с Наполеоном, пребывание при дворе, знакомство с писателями, без которых наша литература кажется невозможной…»
Она захлопнула том, который читала, и, чувствуя потребность в движении, прошлась по комнате.
«Если Наталья Дмитриевна не распорядилась насчет ужина, интересно, догадается ли распорядиться кто-нибудь другой?»
Амалии показалось, что она нашла отличный предлог для начала разговора.
«Потом можно будет спросить, почему князь интересуется редкими именами и фамилиями, что они значат для него…»
Она предполагала, что князь по-прежнему находится в библиотеке, но, спустившись вниз, услышала его скрипучий голос, доносящийся из гостиной. Собеседником Петра Александровича, судя по всему, был хозяин дома.
Собственно говоря, в планы Амалии вовсе не входило подслушивать, но ей показалось, что разговор имел к ней некоторое отношение, и она замерла на месте.
– …и имя это немецкое ей решительно не идет, – донесся до нее конец фразы князя.
– А по-моему, напротив, вполне ей подходит, – возразил Георгий Алексеевич. – Придает ей пикантности – хотя надо отдать госпоже баронессе должное, она и так яркая особа: блондинка, да еще с золотистыми глазами… Согласитесь, нечасто увидишь подобное.
– Я не могу понять выражения ее глаз, – признался князь после недолгого молчания. – Иногда она смотрит так, как должна смотреть молодая дама ее возраста и привычек, а иногда мне кажется, что она видела и пережила не по годам много. – Он вздохнул и, судя по легкому скрипу кресла, переместился на сиденье. – Значит, ее муж – сын belle Paulette?[5]
– Да. Вы его знаете, князь?
– Не имею этого удовольствия. Полагаю, впрочем, что он обыкновенный солдафон – у кого еще его супруга могла нахвататься глупостей о штурме тарелок?
Ну вот, только скажешь что-нибудь необдуманное – и далеко не глупый человек сделает из твоих слов такие выводы, что хоть святых вон выноси. Амалия всегда считала, что ее нелегко обидеть, но сейчас она все же обиделась.
– Нет, дядя, вы не правы, – возразил Георгий Алексеевич. – Поверьте мне, барон Корф – блестящий молодой человек, подающий большие надежды. В таком возрасте – и уже флигель-адъютант.
– Что ж, неудивительно с таким отцом – или отцами, которых ему приписывают, – желчно уронил князь.
– О, дядюшка, как можно прислушиваться к сплетням!
– Я хорошо помню его мать: весьма ловкая особа. Когда ее выдали за Корфа, при дворе гадали, то ли он просто дурак, то ли расчетливый мерзавец.
– Скорее первое, хотя генералом он все-таки стал.
– О да, Полина Сергеевна принесла звание ему в приданое. Но вот что меня удивляет: такая, как она, выбрала бы совсем другую невестку.
Скрипнули половицы, что-то звякнуло.
– Ах, черт побери! – вырвалось у рассерженного хозяина дома. – Там вода и тут вода.
– А должна быть водка?
– Представьте себе, дядюшка! Наливаю я себе давеча рюмочку…
– Да, я помню. У вас еще сделался такой изумленный вид…
– А все проделки Натальи Дмитриевны! – с раздражением воскликнул Георгий Алексеевич. – А потом удивляется, отчего я ищу утешения на стороне…
Он кашлянул, должно быть поняв, что перегнул палку, и поставил графин на место.
– Так что там с невесткой Полины Сергеевны? – спросил Киреев после небольшой паузы. – Полагаете, belle Paulette предпочла бы… особу менее яркую и бесхарактерную?
– Вы схватываете на лету, Георгий Алексеевич. А молодая баронесса совсем не такова.