Драма в кукольном доме

Иван Николаевич давно утратил нить разговора и даже не пытался ее нащупать. Высокий голос хозяйки долбил и долбил по его барабанным перепонкам, в то время как учитель вяло размышлял, что поездка на дачу Шперера оказалась совершенно бесполезной. Ну, убедилась баронесса Корф, что любовница Киреева – изворотливая, неумная, болтливая особа, однако сей факт ничего не прибавлял и ничего не прояснял в расследовании. То, что она неумная, не значило, что она не могла убить; то, что она болтливая и изворотливая, не значило, что она была убийцей. И еще учитель подумал, что Дмитрий Владимирович Бутурлин обладал колоссальной выдержкой, раз ухитрился допросить Марию Максимовну и даже не придушил ее во время разговора. Сам Митрохин уже не мог спокойно слышать ее голос и мечтал только о том мгновении, когда можно будет откланяться.

И тут в комнату вошел прихрамывающий черный кот с зеленоватыми глазами и тем выражением морды, которое люди, за неимением лучшего обозначения, называют человеческим. Он попытался забраться на колени Марии Максимовне, но она угадала его намерение, сама подняла его, посадила на свое дорогое платье и стала гладить, нашептывая ласковые слова. Кот блаженно жмурился и, когда он поглядывал на учителя, словно хотел сказать: «Видишь, как славно я устроился? Ты бы небось хотел попасть на мое место и тоже полежать у нее на коленях, но у тебя нет ни лоснящейся черной шкурки, ни роскошных усов, ни обаяния – и вообще, если приглядеться, ничего у тебя нет!»

– Какой славный, – заметила Амалия. – А почему он хромает?

И Мария Максимовна пустилась в подробное описание того, как кот пропал, как она вся извелась, как он наконец вернулся домой, раненый, и она ужасно расстроилась, и поехала искать ветеринара, а первый был сердитый немец, который сказал, что он занимается только лошадьми, а второй сам был болен, а третий…

Когда Иван Николаевич наконец выбрался наружу в сопровождении баронессы Корф, он вздохнул с облегчением и, поглядев на свои часы, объявил, что они как раз поспеют на семичасовой поезд.

– Нет, – сказала Амалия, – мы заночуем у Киреевых, если вы не возражаете… Извозчик, отвезите нас туда.

С точки зрения Ивана Николаевича, баронесса Корф только что потерпела сокрушительное фиаско. Ей не удалось вытянуть из Марии Максимовны ничего, что имело бы отношение к делу – а раз так, вероятно, она рассчитывала отыграться у Киреевых.

Вслух, впрочем, учитель сказал:

– Не понимаю, почему госпожа Игнатьева так настойчиво утверждает, что в глаза меня не видела… Я готов поклясться, что передавал Георгию Алексеевичу записку от нее, и, если понадобится, скажу об этом в суде.

– Ах да, записка. – Амалия поморщилась: – Никакого значения она, конечно, не имеет. Как вы себе это представляете: два человека сговариваются убить третьего и, чтобы их вернее заподозрили, назначают почтальоном постороннее лицо?

– В мире случаются и куда менее логичные вещи, госпожа баронесса, – усмехнулся Митрохин.

– И даже совершенно нелогичные, – в тон ему ответила Амалия. – Но все же стоит исключать то, что находится за рамками всякой логики. Вот подумайте сами: если бы вы вдруг захотели кого-нибудь прикончить, стали бы вы брать госпожу Игнатьеву в сообщницы?

– Упаси бог! – вырвалось у учителя.

– Что, впрочем, вовсе не означает, что она не могла сама, своими, так сказать, силами попытаться избавиться от соперницы. – Амалия вздохнула: – Вы заметили, как она описывала поиски ветеринара для кота? Эта дама может быть крайне настойчивой, если вобьет себе что-то в голову. Что, если она с таким же упорством решила избавиться от Натальи Дмитриевны?

– Не знаю, – протянул учитель. – Разве она не понимала, что ее первую станут подозревать?

Но Амалия не успела ответить, потому что извозчик уже доставил их к дому Киреевых, который теперь уже не казался ей ни кукольным, ни игрушечным, а представлялся довольно-таки неуютным местом, в котором разыгралась тяжелая человеческая драма. Баронесса Корф расплатилась, отмахнувшись от возражений учителя, который хотел внести свою лепту, и зашагала к входной двери. Мысленно Амалия прикидывала, каким предлогом ей лучше обосновать свое возвращение.

«Сошлюсь на следователя Бутурлина – мол, он встревожил меня, и я хочу знать правду из первых рук… Интересно, что князь на самом деле думает о случившемся? С Бутурлиным он разговаривать отказался, но, может быть, со мной…»

Амалия позвонила, знакомая горничная открыла дверь, но даже не стала удивляться тому, что недавняя гостья заявилась без предупреждения, да еще в компании учителя.

– Ах, госпожа баронесса, как хорошо, что вы приехали! Они там вот-вот подерутся…

– Кто? – вырвалось у озадаченного Митрохина.

Из гостиной доносились звенящие от гнева мужские голоса, и один Амалия узнала сразу – то был хозяин дома. Второй она распознала с трудом, так сильно изменился под влиянием эмоций приятный тенор Степана Тимофеевича Метелицына, который не так давно пытался купить у Киреева землю под дачную застройку.

– Я прошу вас, милостивый государь, немедленно покинуть мой дом! – кричал Георгий Алексеевич.