Драма жизни Макса Вебера

В таких условиях все то, что стало внеповседневным, в частности внебрачная половая жизнь, как то, что противостоит привычной рациональной повседневности, осталось для человека, полностью вышедшего из круговорота прежнего органического крестьянского существования, единственной связью с природным источником жизни. Таким образом, возникало мощное чувство мирского освобождения от всего рационального и повседневного, чувство блаженного триумфа, по своей глубине и радикализму в разных своих аспектах сходное с чувствами, характерными для разных направлений и ступеней религиозного неприятия мира. Здесь неизбежно возникала напряженность между религиозной и половой мистикой, особенно в условиях, когда религия спасения приняла характер религии любви – братства и любви к ближнему; здесь возникал криптоэротический союз, достигалась вершина любви – прямое и непосредственное проникновение души одного человека в душу другого. Столь противоположная всему объективному, рациональному, всеобщему безграничность в готовности отдаться служит здесь особому единству, когда одно единичное существо связывает в своей иррациональности с этим, и только с этим, единичным существом. Позже, через десятилетия после Вебера, эти идеи теоретически были разработаны в экзистенциальной теологии, в первую очередь у П. Тиллиха. Для него такое любовное сопереживание неизбежно ведет к абсолютным ценностным измерениям бытия, в пределе – к опыту постижения Бога. Духовная драма современного человека заключается, по Тиллиху, в утрате системы абсолютных ценностей, в потере Бога, в социальном и персональном отчуждении, которое у Вебера выступает в личине профессионализации и рационализации. Рассмотренный в аспекте эротики указанный особый смысл и тем самым ценностное содержание такого отношения заключаются в возможности появления общности, которая ощущается как полное единение, как исчезновение различия «я» и «ты» и настолько овладевает человеком, что ее символически называют таинством (таинство брака).

Но на самом деле сходство здесь – чисто внешнее психологическое сходство, игнорирующее реальные глубочайшие различия. Религия, признавая братскую любовь, отвергает эротику, а с ней вообще половую любовь, поскольку последняя является лишь симуляцией братской любви. На деле она остается элементом природной всеобщей борьбы если не за выживание, то за обладание, власть и господство. Здесь у Вебера не столько экзистенциальная теология, сколько натуралистическая (виталистическая) философия жизни. Остается только гадать, в какой степени следующее ниже описание «эротического отношения» есть результат рефлексивного, то есть в определенной степени объективирующего, философского осмысления, а в какой – прямая характеризация собственного переживания. Даже если речь идет об интроспекции, нужно признать, что это наблюдение, по тонкости не имеющее себе равных. Не хотел бы выдвигать необоснованных предположений, но как стилистически, так и по существу это веберовское описание кажется мне дополняющим и углубляющим соответствующее описание Мины Тоблер (с. 216) – мужское описание в пандан женскому описанию одного и того же «отношения». Только у Мины Тоблер господствует эстетическое, а у Макса – этическое переживание, правда замаскированное под этическую оценку эротического отношения религиозной этикой любви.

Всякая этика религиозного братства считает, что чем сублимированнее эротические отношения, тем сильнее они особо изощренным образом обречены на брутальность. Она (этика) неизбежно воспринимает их как борьбу, но не только и не столько из-за ревности или соперничества с кем-то третьим, сколько из-за глубоко скрытого, поскольку никогда не замечаемого самими участниками, изнасилования души менее брутального партнера, как изощренное, симулирующее человечнейшую самоотдачу, наслаждение самим собой в другом (МВИ, 29; ХЭ, 431)[45].