Драма жизни Макса Вебера

Этот ученый, высокий, бородатый человек, похож на немецкого каменотеса ренессансного времени.

Только в глазах нет непосредственности и чувственной радости художника. Его взор идет из глубины, из скрытых ходов и уходит вдаль. Внешности ученого соответствует и его манера выражения. Ей присуще нечто бесконечно пластичное. Здесь перед нами почти эллинский характер видения. Слова по своей форме просты, в их спокойной простоте они напоминают циклопические квадры. Если же в центре изложения появляется личность, она сразу же становится монументальной, каждая черта как бы высечена в мраморе и дана в ярчайшем освещении. Время от времени изложение подчеркивается легким движением руки. Тонкая и узкая, с сужающимися пальцами и несколько упрямым большим пальцем, она скорее предполагала бы натуру Петрония, чем ученого. Со времени Унгера, Лоренца фон Штейна и Иеринга на лекциях ни одного академического преподавателя юридического факультета Вены не собиралось столько слушателей, как на лекциях Макса Вебера. Но эта чрезвычайная привлекательность вызывается не только риторическим мастерством ученого и не самобытностью и строгой объективностью хода его мыслей, а в первую очередь способностью пробуждать чувства, дремлющие в душах других. Каждое слово свидетельствует о том, что он ощущает себя наследником прошлого немецкого народа и полон сознания своей ответственности перед потомками (МВ, 499–500).

Между тем в жизни профессора возникли трудности. Слишком велика оказалась разница между образом жизни обеспеченного «приватгелерте» в тихом Гейдельберге и регулярного университетского профессора в большом городе. Много времени требовалось на дорогу от съемной квартиры до университета. Возникли социальные обязанности: неизбежные визиты к руководству, полуформальные посещения коллег, без чего последние чувствовали себя ущемленными, и т. д. Это и другие трудности, связанные с условиями большого города, несколько раз приводили его на грань опасных приступов раздражения. Кроме того, он не хотел долго оставаться за границей и вне германской политики. Как теперь считается, предположение о том, что он не сможет полноценно выполнять все обязанности, подтвердилось, поэтому он решил уйти в отставку с должности профессора, благо контракт предоставлял такую возможность. В конце концов, он делал все, что требовалось и даже сверх того, даже прочел для офицеров доклад о социализме, в течение недель ежедневно преподавал и участвовал в диспутах. В середине семестра Вебер подал прошение об отставке, обещав в будущем приезжать в Вену в качестве свободного преподавателя.