Драма жизни Макса Вебера

Но и в более тесной буржуазной и профессорской среде откровенная связь замужней женщины и матери двоих детей с известным скандалистом, анархистом, наркоманом и поборником свободной любви, каким являлся Отто Гросс, конечно, не могла вызвать одобрение. А супруги Вебер как раз принадлежали к этой среде. Более того, Марианна, уже игравшая важную роль в женском движении, обрела определенный политический вес и становилась, выражаясь по-современному, спикером от имени всех женщин, ищущих достойное место в этом все еще мужском мире. Эльза, с этой точки зрения, мало того что дезертировала из рядов борцов за права женщин, но и вообще оказалась как бы этически неполноценным существом. В книге о Максе Вебере Марианна описывает констелляцию ценностей, характерную для этого времени, и косвенно ставит диагноз «моральной болезни» Эльзы. «Современные течения, – пишет она, – приходили извне к радушному берегу маленького города (Гейдельберга. – Л.И.) <…> Молодые люди вводят новый стиль жизни, не соответствующий условности. Началось развитие свободы в обществе, известной до сих пор только в кругах мюнхенских людей искусства (Семья Яффе в это время уже в Мюнхене. – Л.И.). Новые типы <…> поставили под вопрос „буржуазное“ мышление и образ жизни. Значимость общеобязательных норм действий ставилась под сомнения. Искали либо „индивидуальный закон“, либо отрицали всякий „закон“, чтобы предоставить действие <…> только чувству. Это нападение на традиционные ценности прежде всего ставило своей целью освободить окрыленный Эрос» (МВ, 313–314).

Марианна не ограничивается общей констатацией идейных течений эпохи, а старается зафиксировать свое место в этом потоке. «Чета Вебер обладает прочными убеждениями и считает себя ответственной за общую нравственность. Но они еще достаточно молоды, чтобы с живым интересом следить за борьбой молодежи» (Там же. С. 314). Это вроде бы попытка понять борьбу молодежи, признать за ней некоторую правоту и приспособить к ней традиционные ценности (или ее к традиционным ценностям), то есть приспособить и как-то привязать друг к другу холодный этический закон и жаркий Эрос. Это соединение происходит в браке. «Высокое счастье существования, даруемое Эросом», должно сопровождаться, пишет Марианна, как бы предостерегая увлеченную борьбой молодежь, «готовностью к серьезным задачам: общность жизни, ответственность супругов друг за друга и за детей» (Там же). Марианна будто бы описывает собственный, так и недостижимый для нее идеал любви и брака. Но она не остается на высоте примирения традиционной нравственности с новыми тенденциями, то есть морального закона с Эросом, а становится на сторону закона. «Кто к этому не стремится или отказывается от нее (этической нормы. – Л.И.), становится виноват, виноват перед конкретными людьми или перед идеей высшего порядка, которая стоит во главе всей социальной нравственности» (Там же). Дальше звучат уже тяжкие на манер Савонаролы обвинения в адрес тех, кто уклоняется от своего человеческого предназначения. «Тому, кто объявляет себя здесь свободным от долга, грозит опасность стать фривольным и брутальным <…> Тот, кто, будучи побежден, теряет ощущение этического различия, приближается к глубинам человеческой ничтожности, где для него гаснет свет путеводных звезд» (МВ, 315).

Для Марианны это вроде бы объективное рассмотрение моральных проблем современной жизни на самом деле есть как бы маскировка собственных глубочайших переживаний, где в центре всего стоит не абстрактный закон и не греческий крылатый Эрос, а образ Эльзы – неверной сотрудницы, близкой подруги и недостижимой идеальной возлюбленной. Эльза слишком много значит для Марианны, и с ее отдалением мир Марианны теряет надежность и определенность своего существования. Позднее она запишет в дневнике: «Сопереживание ее эротической судьбе и ее погружению в это новое „чувство жизни“ точно оказалось для меня опасным <…> Прежние пламенные идеалы: половая чистота, одухотворение женщины, ее возвышение в царство надличного – все это судьба и развитие Эльзы обратило в пепел» (R, 491). Но под этим пеплом, если воспользоваться выспренней метафорой Марианны, продолжал тлеть настоящий огонь. Через несколько лет, уже в 1911 г., Марианна писала: «Опять как всегда: если я ее не вижу, растет протест против ее дел, если она со мной, само ее присутствие поглощает меня настолько, что любая критика исчезает в ощущении чистоты и благородства ее души. Волшебство ее бытия непреодолимо» (R, 493).

А что сам Вебер? На него также существенно повлияли любовные эскапады его бывшей студентки. Но сначала нужно сказать несколько слов об их виновнике Отто Гроссе.

Отто Гросс