Драматическая миссия. Повесть о Тиборе Самуэли

— Благодарить за то, что нас оставили с носом?! — закричали солдаты. Раздались злобные и непристойные ругательства.

— Да поймите же! — крикнул наконец что было мочи Тибор. — Не о благодарности речь! Надо воспользоваться случаем и выложить баронессе и господам офицерам все, что мы думаем. Я предлагаю избрать уполномоченного!

— Чтоб глаза у них полопались! Пусть подавятся, собаки! — орал невысокого роста бородач. — А ты, капрал, чего нас дразнишь!.. Ступай сам с депутацией! — бородач смачно выругался и продолжал: — Что я, необразованный, могу им сказать? «Околеть бы вам всем, паразиты! Из-за вас домой никогда не вернемся!» Где мне, чумазому, рот открывать перед благородной сволочью!

Наступила гнетущая тишина.

— Верно говорит, — раздался негромкий голос, — Я бы и двух слов не мог связать… Не от страху, нет, а просто не умею…

— Да и какой толк в словах? — подхватил кто-то.

— Твари мы безголосые… И здесь, на русской земле, молчим, и у себя дома молчим!

Идти с депутацией солдаты поручили все-таки Тибору, а сами разошлись по местам: дел-то невпроворот — надо и постирать, и одежонку залатать, и обувь починить. Завтра ведь снова изнурительный труд…

Для встречи с депутацией от солдат баронессе фон Гагерн отвели специальное помещение в офицерском лагере. Вдоль стен выстроили две шеренги: с одной стороны — представителей офицерского лагеря во главе с полковником Летан (здесь же стояли австрийский офицер барон Шёнберг и немецкий капитан генштаба), а напротив, по стойке смирно, — солдат венгров, австрийцев и немцев. От офицеров с благодарственной речью выступил полковник Летан — высокий, седой, со следами былого величия на надменном лице.

От солдат тонким писклявым голосом говорил дюжий немецкий унтер.

Баронесса, в лиловом платье, с большим красным крестом на груди, стояла посреди комнаты, — пожилая, этакая добропорядочная мамаша, типичная немецкая фрау. Она благосклонно кивала то в одну, то в другую сторону, слушая приветственные речи. Держалась баронесса как благодетельница, словно одаривала всех из собственного кармана, и, казалось, была озабочена лишь тем, как бы умерить бурные излияния благодарности. Выслушав пленных, она произнесла короткую речь, снисходительно улыбнулась солдатам, а в сторону офицеров даже сделала легкий реверанс.

Вроде все обошлось прекрасно. И вдруг…

Полковник Летай даже поперхнулся, когда из шеренги вышел капрал-вольноопределяющийся. Едва он раскрыл рот, как стало ясно, что он собирается сказать что-то не предусмотренное программой.

— Что такое?! — полковник угрожающе взмахнул рукой, украшенной перстнем, приказывая капралу немедленно вернуться в строй.

Но капрал и не думал повиноваться. Он сделал еще шаг вперед и, обращаясь к Летаи, громко заговорил:

— Меня уполномочили солдаты довести до вашего сведения, что они не согласны с тем, как поделили подарки!

Офицеры опустили глаза, солдаты с удивлением и любопытством смотрели на Тибора. Лицо его побледнело, и это было заметно, несмотря на обветренную кожу, темные глаза лихорадочно блестели. Он подошел вплотную к полковнику и проговорил не очень громко, но отчетливо:

— Вы, господа офицеры, — солдатские начальники и наставники. Во всяком случае, таковыми себя считаете. А на самом деле в душе вашей нет и капли сочувствия к несчастным. Вы забыли, что именно из-за бездарности и неумения командовать мы очутились здесь в плену!

Взволнованные интонации капрала заставили баронессу насторожиться. Она бросила тревожный вопросительный взгляд на полковника. Но Летаи ничего не отвечал и только быстро поворачивался то к австрийцу, то к немцу, стоявшим рядом, что-то шептал им на ухо. Они хмурились, озабоченно кивая головами в знак согласия.

Тибора не испугал грозный вид офицеров. Он шагнул к баронессе и заговорил с ней по-немецки.

— Милостивая государыня, вы напрасно утруждали себя, отправившись в столь длительное путешествие. Вы привезли десяткам тысяч солдат горечь разочарования, а кучке ничтожеств — незаслуженную радость. Солдаты никогда не простят…

Но ему не дали договорить. Справа па него кинулся барон Шёнберг, слева — немецкий капитан с моноклем. Мгновение — и его вытолкали в соседнюю комнату, захлопнули дверь, и он услышал, как щелкнул замок.

«По какому праву?» — в отчаянии подумал Тибор.

Он изо всей силы дернул дверь, по дверь была заперта крепко и не поддавалась. Огляделся: тесная комнатушка, голые стены, диван. Что ж, и на том спасибо. Пусть с ним делают все, что хотят. Он успел сказать правду, и это главное. Заросший рыжей щетиной писарь наверняка будет с ужасом рассказывать в лагере о том, что произошло. И прекрасно: может, солдаты наконец поймут, что они тоже люди и имеют право говорить о своих горестях и обидах… Ну а то, что его здесь заперли, может, и к лучшему. Завтра, например, не придется таскать бревна…

Тибор лёг на диван и с наслаждением вытянулся. Как давно он не спал на мягкой постели!