Драматическая миссия. Повесть о Тиборе Самуэли

Что с ним сделают? Занесут в кондуит? В плену это главное наказание. Если рядовой, проходя мимо офицерского лагеря, не отдавал честь, офицеры немедленно узнавали имя провинившегося и заносили в кондуит, чтобы по возвращении на родину передать дело в военный трибунал. «Даже после войны, — пугали солдат, — никто не избежит судебной ответственности за нарушение устава!» Теперь заведут еще одно дело. Дело Тибора Самуэли. «Вопиющий случай неповиновения… при особых, отягчающих вину обстоятельствах, в присутствии дамы благородного происхождения…» и т. д. и т. п.

«Я не юрист, — размышлял Тибор, — но мне ясно, что трибунал постарается квалифицировать мой поступок не иначе как действие, подрывающее авторитет офицерского корпуса. За подобные дела даже в мирное время сажают в крепость на пять лет…» Он лежал, разглядывая гипсовую лепку на потолке, по лицу его бродила горькая усмешка. — «Но они забывают о том, что если доведется вернуться домой, то вернутся не только господа офицеры. Сотни тысяч солдат возвратятся на родину, и еще неизвестно, как обернется дело».

В соседней комнате раздались шаги, послышался стук — передвигали стулья. Тибор прислушался — явственно доносились мужские голоса, два слабых и один резкий, визгливый. «Полковник Летаи», — подумал Тибор. Голос становился все громче, срывался на крик, и Тибор уже отчетливо слышал каждое слово.

— …Этот капрал — подстрекатель! Нам известно, что он усиленно проповедует в солдатской среде нигилистические идеи… Я буду просить князя о наказании мятежника! Проволочные заграждения, которыми опоясан лагерь, не являются преградой бунтарскому духу. Пусть разберется военный трибунал!

«Ишь куда повернул! — Тибор привстал на диване. — О подарках не заикается. А я — нигилист, подстрекатель!.. Князь Островский… — это тот капитан русской гвардии, что сопровождал баронессу. Итак, венгерские офицеры отдают меня под суд русского военного трибунала! Идут на сговор с «заклятым врагом». И это в военное время! Летаи пугает князя: мол, венгерские солдаты могут разлагающе подействовать на русских солдат. Ого! Лояльные венгерские офицеры оберегают армию противника от бунтарской заразы! — Холодок пробежал у него по спине. — Решили расправиться со мной, чего бы это пи стоило! Русский военный трибунал карает подстрекателей и мятежников смертной казнью…»

Отворилась дверь. На пороге показался венгерский переводчик при миссии Красного Креста, кадет Чехили. Он вежливо обратился к Тибору:

— Пройдите, пожалуйста.

Тибор вошел в комнату, где баронесса принимала депутацию. Сейчас там были только офицеры. Рядом с баронессой фон Гагерн сидел датский капитан Йессус Рамм. Представитель нейтральных государств с нескрываемым любопытством взглянул на Тибора.

Летаи суетился возле князя Островского. Могучий, в казацком мундире, увешанный наградами, князь задумчиво стоял, поскребывая ногтем прямую дорожку на подбородке, разделявшую густую бороду.

— Ваша светлость! Солдат, учинивший скандал, доставлен по вашему повелению! — обратился к князю переводчик. И вдруг добавил скороговоркой: — Извольте обратить внимание, как лихорадочно блестят глаза у этого человека. Он явно нездоров. Плен — суровое испытание для нервной системы.

Князь испытующе посмотрел на переводчика.

— Выгораживаете? Неслыханно! — сквозь зубы процедил он. — Вы, кажется, воспитывались в Прикарпатье, в православной духовной семинарии? Ваше сердобольное поповское сердце даже в бунтаре склонно видеть несчастную жертву? Впрочем, и среди духовенства встречаются вольнодумцы…

Но кадет не сдавался.

— Милостивый князь, — снова затараторил он. — Я удостоен высокой чести сопровождать вас и потому считаю долгом довести до вашего сведения…

Переводчик стоял навытяжку, словно отдавал рапорт, и со стороны никак нельзя было подумать, что он произносит обличительные слова. И переводчик и князь хорошо знали, что ни баронесса, ни присутствующие здесь иностранные офицеры не понимают по-русски. А то, что арестованный солдат может понять их разговор, им и в голову не приходило.

— Во всех лагерях, — продолжал переводчик, и голос его звучал все решительнее, — солдаты раздражены распределением подарков. Но они молчат. А у этого человека, видно, расшатаны нервы, вот он и потерял контроль над собой. Наши господа офицеры объявили его бунтарем, хотят подвести под расстрел.

— Ваши офицеры, кадет, пока они здесь, — беззубые львы.

— Так точно, ваша светлость, но они хотят воспользоваться вашими зубами. В Венгрии нет нигилистов. В нашей монархии об этих людях знают только из русских романов, ваша светлость.

— Вот как?! — удивленно воскликнул князь, пристально глядя на переводчика. — Да и у нас в России нигилисты давно перевелись. Но появились новые бунтари, намного опаснее. Что ж, может, вы и правы. Спросите-ка у господина полковника, известно ли ему имя человека, за которым, как он говорит, вот уже несколько месяцев ведется надзор?

Услышав вопрос, полковник закусил губу, пожевал, помямлил и сказал, что сразу не может припомнить. Но тут же добавил: