Драматическая миссия. Повесть о Тиборе Самуэли

— Да что ты с ним разоткровенничался? Или не видишь — переоделся в штатское и пробирается в Москву. Готов поклясться, что не комитет ему нужен, а черная биржа…

— Помолчи! — строго одернул старший. — О человеке не по одежде судят, — и обратился к Тибору: — Сейчас потесним мешочников, браток, и посадим тебя на поезд. Помни, мы верим тебе.

Так пришел конец его скитаниям. На следующий день утром он прибыл в Москву.

Ему повезло: в особняке на Поварской проходило собрание представителей подмосковных лагерей. Они съехались, чтобы обсудить первоочередные задачи организации.

Представившись Янчику, Тибор устроился в удобном кресле, прислонил к подлокотнику палку и, достав блокнот, стал с интересом слушать.

Каждый оратор начинал свое выступление с приветствий в адрес Советской власти, которая предоставила им возможность создать организацию военнопленных. Однако в ходе прений все резче обозначались серьезные разногласия. Одни настаивали на том, чтобы организация занималась лишь бытовыми вопросами, другие ратовали за создание поистине социалистической организации, которая, не забывая об экономических интересах военнопленных, вела бы в основном политико-воспитательную, просветительную и организационную работу.

— Главная наша забота — сохранить людей, не дать им замерзнуть, погибнуть от эпидемий, помочь добраться до дому живыми и здоровыми, — упрямо твердили одни.

— Самое важное — упрочить завоевания пролетарской революции в России, от этого зависит наше будущее! — настаивали другие.

Представители экономических интересов спорили до хрипоты:

— Мы — иностранцы, — говорили они. — Мы не имеем права вмешиваться во внутренние дела русских. Здесь, на далекой чужбине, мы должны сохранять национальное единство. А политические разногласия будем обсуждать дома.

Тибор слушал, и все кипело у него внутри. «Опять вносится путаница!» — злился он. Хмурые морщины все резче выступали на его высоком лбу, карандаш все медленнее скользил по бумаге. Наконец, не выдержав, Тибор вскочил, да так стремительно, что палка с громким стуком покатилась по паркету.

— Прошу слова, — обратился он к председательствующему Янчику и тут же громко начал: — Разрешите спросить, каким образом сторонники экономических интересов собираются защищать права военнопленных, не утвердив завоеваний революции? Или вы забыли, что до прихода Советской власти пленные не имели никаких прав? Им было запрещено даже вмешиваться в распределение продуктов, обуви, постельного белья! Эти права им предоставила Советская власть. Господа ярые защитники-экономисты, вы не желаете сеять, а на урожай заритесь, не так ли?!

Он говорил горячо и страстно, разбивая один за другим все аргументы противника. В комнате установилась напряженная тишина, одни слушали его, одобрительно кивая головами, другие бросали на оратора негодующие взгляды.

Точка зрения Тибора восторжествовала. В принятой резолюции было четко сказано, что организация военнопленных — но только хозяйственный, но прежде всего политический орган. Организацию призвали в кратчайший срок наладить социалистическую агитацию в лагерях.

После собрания многие подходили к нему, горячо жали руку. И вдруг… Он не поверил своим глазам — перед ним, широко улыбаясь, предстал коренастый шатен. Нет, ошибки быть не могло!

— Товарищ Кун?! А мне говорили, что вы в Петрограде…

Они обменялись крепкими рукопожатиями.

— Приехал на собрание! Нужно дать отчет в газету… А вы — товарищ Самуэли?.. Я слышал от Янчика о ваших планах издавать газету в Америке. По-моему, здесь вы нужнее. Идите к нам, в редакцию! «Нэмзеткёзи социалишта» — «Социалист-интернационалист» — название-то какое! Пойдемте в столовую, пообедаем, а заодно и поговорим обо всем…

В тесной, пропахшей кухонными испарениями комнате они уселись за покрытый клеенкой стол. Бела Кун достал из кармана свежий номер газеты. Небольшого формата, она предназначалась главным образом для венгерских солдат по ту сторону фронта, которых еще заставляли воевать против революционной России.

— Жаль, что в ней всего четыре страницы… — сказал Тибор, внимательно разглядывая газету.

— Зато можно забрасывать в окопы противника сразу много экземпляров, — ответил Бела Кун.

— Товарищ Кун, у меня есть материал на целую серию статей, очерков, репортажей, новелл…

Бела Кун пристально посмотрел на Тибора.

— Я понимаю вас. Но прошу об одном: прежде чем принимать решение, хорошенько подумайте…

В эту ночь Тибор не сомкнул глаз. Все думал, думал… Пережитое рвалось наружу, подобно вулканической лаве. Как уместить его на узеньких полосках? Но сегодня на собрании он убедился, что враги революции не сложили оружия1 Они маскируются, хитрят, и тем опаснее! Так можно ли уехать отсюда, где создается предсказанное «Коммунистическим манифестом» новое общество, наш новый мир?!

К утру решение созрело. Провожая Бела Куна, возвращавшегося в Петроград, Тибор сказал ему па вокзале:

— Товарищ Кун, считайте меня сотрудником редакции «Нэмзеткёзи социалишта», я еду в Петроград, — в добавил решительно: — Иначе быть не может!

Бела Кун взял его под руку.