Драматическая миссия. Повесть о Тиборе Самуэли

Ответственность, лежавшая на нем, требовала максимального напряжения умственных и нервных сил. И может быть, поэтому такую радость доставляли ему встречи со студенткой-художницей. Он не переставал удивляться, как в одном человеке может соединиться столько различных качеств: ум, юмор, проницательность, нежность, решительность… С наслаждением он наблюдал, как безмятежный смех ее сменялся иногда то детским испугом, то трезвой рассудительностью. Тибор мог часами слушать ее рассказы о детстве, о родителях. «Моего отца преследуют», — часто, как заученный урок, повторяла Йолан. И правда, секретные характеристики, которые давали ему директора гимназий, где он работал, были постоянным бичом для преподавателя исторпи Алберта Силади. То и дело приходилось ему переезжать из одного провинциального города в другой. А «вина» его состояла в том, что он меньше всего интересовался собственной карьерой и вечно носился с какими-то идеями, внушающими беспокойство начальству. Диссертацию он написал на тему: «Жизнь народных низов в средневековье». Его консервативные коллеги морщили лоб и, насупив брови, говорили: «Подозрительный намек…» или: «Вызывающе прогрессивно…» Этого было достаточно, чтобы отравить человеку жизнь. «Ты знаешь, что твой отец — большой ученый?» — спросил однажды профессор истории Аладар Баллаги у десятилетней Йолан, когда отец привез ее в Будапешт, чтобы показать дочке столицу. Откуда ей было знать об этом? Мать, ожесточенная бесчисленными неудачами и лишениями, только и делала, что ссорилась с отцом, упрекая его в непрактичности, в неумении устраивать дела…

— Жизнь всегда раскрывалась передо мной в странных противоречиях, — рассказывала Йолан, но тут же, тряхнув головой, вдруг смеялась: — Помните сказку про золотую птицу? Злая мачеха отрезала голову пасынку и платком привязала ее к туловищу, чтобы скрыть преступление от отца. Сказка эта произвела на меня в детстве жуткое впечатление. Когда однажды моя соседка по парте пришла в школу с перевязанной шеей, я испуганно спросила ее: «Мими, тебе мать отрезала голову?» Девочки, услышав это, стали смеяться надо мной и долго дразнили потом…

У отца было много книг, но больше всего я любила Брема. Без конца могла рассматривать яркие картинки, где были нарисованы животные. Как-то учительница спросила нас: «Каких животных из семейства кошачьих вы знаете?» Я гордо подняла руку: «Ягуары и кугуары…» — отчеканила я. «Глупенькая», — ласково сказала учительница, она не читала Брема и решила, что я сама придумала это странное название — «кугуар».

Тибор всегда с нетерпением ждал Йолан. Она входила в комнату, и тяжелые думы, обременявшие его, сразу рассеивались. Он садился рядом с ней на диван и просил рассказать какую-нибудь смешную историю.

— Вы думаете, так легко развеселить великого деятеля? — спросила однажды Йолан.

— Позвольте узнать, кого вы причисляете к «великим деятелям?»

— Вас, — просто ответила девушка.

— Вот как!

— Помните у Карлейля: «Великий деятель — это электрический разряд, все остальные люди — горючий материал, ожидающий, когда он воспламенит их»…

— Да, но при чем тут я?

Йолан с укором взглянула на него.

«Какой недогадливый!..» — подумала она и неожиданно для самой себя вдруг сказала:

— Меня же вы сумели воспламенить!

Сказала и сама испугалась. Яркая краска залила щеки, лоб, шею, и она закрыла лицо руками.

Тибор не сводил с нее взгляда. От ее слов у него стало как-то особенно тепло на душе. Значит… значит… Но что сказать ей? Она смущена, и он растерян не меньше. Надо справиться с волнением… И он начал медленно рассказывать:

— Мне пришлось прожить несколько месяцев бок о бок с одним человеком. Бывали моменты, когда я его не то что великим, но даже порядочным не считал. А он оказался настоящим героем. В далекой России о нем слагают легенды. Вам интересно?

Она доверчиво взглянула на него.

— Да, очень… Продолжайте, прошу вас…

— Ну так вот…

И Тибор рассказал ей о Винермане, гусаре, который в апреле 1918 года, оборванный, разутый, скитался по русским дорогам, а через несколько месяцев его прах доставили с фронта в Москву и с почестями похоронили в братской могиле.

В последние дни Тибор почему-то часто с волнением вспоминал Винермана. Когда он вернулся из Швейцарии в Москву, Винермана уже похоронили.

До сих пор он ни с кем не говорил об этой тяжелой утрате. И вот теперь эта девочка нежной рукой прикоснулась к его сердцу, и выплеснулась наружу затаившаяся в нем боль.

— Прощаясь с ним на московском вокзале, — говорил Тибор, — я впервые подумал: «А все-таки что-то есть в этом парне…» Но мне и в голову не могло прийти, что вскоре имя его станет легендарным. Через три месяца комдива Винермана уже называли венгерским Чапаевым. Белые посулили ему чин полковника, если он перейдет на их сторону. Однажды Винерман отправился к белым якобы для того, чтобы переговорить об условиях перехода, а на самом деле, чтобы пробраться во вражеский стан.

И пробрался. И захватил в плен соблазнявших его офицеров.

— Как же получилось, что он погиб? — вздохнув, спросила Йолан.