Читаем Драматическая трилогия полностью

Есть чем тревожиться! Возникнул слух:

Царевич жив!


Борис.

Жив кто?


Семен Годунов.

Царевич Дмитрий!


Борис.

С ума ты, что ль, сошел?


Семен Годунов.

И сам бы рад

Так думать, царь; но с разных к нам сторон

Все та же весть приходит: жив Димитрий!


Борис.

Кто слышал эту весть?


Семен Годунов.

На площадях,

В корчмах, везде, где только два иль три

Сойдутся человека, тотчас шепчут

Они о том промеж себя.


Борис.

И что ж

По-ихнему? Как тот царевич Дмитрий

Воскреснуть мог?


Семен Годунов.

Все та же басня, царь!


Борис.

Какая басня? Говори!


Семен Годунов.

Ты помнишь —

Когда, падучим схваченный недугом,

Упал на нож и закололся он —

Ты помнишь…


Борис.

Ну?


Семен Годунов.

Нагие оболгали

Тебя, что будто…


Борис.

Помню басню их.

Ну, что ж? Когда б и вправду так случилось,

Как мог воскреснуть он?


Семен Годунов.

Убийцы, мол,

Ошиблися – зарезали другого.


Борис (вставая).

Кто смеет это говорить? Его

Весь Углич мертвым видел! Ошибиться

Не мог никто! Клешнин и Шуйский, оба

Его в соборе видели! Нет, нет,

То слух пустой; рассеется он скоро,

Как ветром дым. Но злостным на меня

Я вижу умысел. Опять в том деле

Меня винят. Забытую ту ложь

Из пыли кто-то выкопал, чтоб ею

Ко мне любовь Русии подорвать!


Семен Годунов.

Романовы Черкасских угощали

Вчерашний день. За ужином у них

Шла речь о том же. Слуги донесли.


Борис.

Романовы? Которых я щадил?

Они молву ту распускают? Нет —

Нет, этого терпеть нельзя!


Семен Годунов.

Давно бы

Так, государь!


Борис.

Не будем торопиться —

Их чтит народ…


Семен Годунов.

Лишь развяжи мне руки!


Борис (про себя).

Преступником в глазах народа царь

Не может быть. Чист и безгрешен должен

Являться он, чтобы не только воля

Вершилася его без препинанья,

Но чтоб в сердцах послушных как святыня

Она жила!

(К Семену Годунову.)

С Романовыми я

Повременю. Но если кто в народе

Дерзнет о слухе том лишь заикнуться —

В тюрьму его! Ступай, разведай, как

И кем тот слух посеян на Москве?

До корня докопайся – и о всем

Мне донеси!

Семен Годунов уходит.

(Один.)

Нет, этого нельзя,

Нельзя терпеть! Хоть я не царь Иван,

Но и не Федор также. Против воли

Пришлось быть строгим. Человек не властен

Идти всегда избра́нным им путем.

Не можем мы предвидеть, что с дороги

Отклонит нас. Решился твердо я

Одной любовью править; но когда

Держать людей мне невозможно ею —

Им гнев явить и кару я сумею!

Покой царицы Марии Григорьевны

Царица и дьяк Власьев.


Царица.

Скажи мне все; не бойся молвить правду;

Твои слова не выйдут из покоя

Из этого. Когда ты с Салтыковым

Был в датскую посы́лан землю сватом,

Что́ ты узнал о женихе?


Власьев.

Все вести

О нем я, матушка-царица, прямо

Как слышал, так и отписал к царю,

Не утаил ни слова.


Царица.

Не хитри

Со мной, голубчик. Ты, чай, боле знаешь,

Чем отписал. Зачем король покойный

Услал его ребенком от себя?


Власьев.

Не ведаю, великая царица.


Царица.

Я ведаю. Король не почитал

Его за сына. Так ли?


Власьев.

Видит Бог,

О том не знаю.


Царица.

Афанасий Власьич,

Тебе со мной ломаться не расчет.

Ты думный дьяк, да только ведь и мы

Не из простых. Иным словечком нашим

Тебе не след бы брезгать. В гору может

Оно поднять, да и с горы содвинуть!

Ну, говори ж, да не утай, дружок:

Ведь до рожденья этого Хрестьяна

В совете быть король уж перестал

С своею королевой?


Власьев.

Были толки.


Царица.

Ну, видишь ли!


Власьев.

Великая царица,

Где ж толков не бывает? Мало ль что

Болтает люд! По смерти королевы

Король вернул его к себе; и жил же

Он при дворе с своим со старшим братом,

Как королевский сын!


Царица.

Не зауряд ли?

И старший брат, теперешний король,

Кажись, не больно жаловал его.

Так, что ли?


Власьев.

Всяко люди говорят;

Язык-то, благо, без костей. Не знаю,

Как было прежде, ноне же они

В согласии; король его зовет

Своим любезным братом.


Царица.

А когда

Захочет царь, как он уже задумал,

Его эстонским сделать королем,

Тогда его как братец будет звать?

Дороже, чай, эстонская земля

Ему родства покажется с царем!

Найдутся и улики. Ксенья ж наша

Очутится за неким басурманом

Без племени и роду!


Власьев.

Эх, царица!

Бояться волка – не ходить и в лес!

Что толковать, когда царевна Ксенья

Помолвлена!


Царица.

Помолвка не венец.

Когда бы ты, голубчик, согласился

Сказать царю, что́ мне ты повестил…


Власьев.

Побойся Бога, матушка-царица,

Я ничего не говорил тебе!


Царица.

Ну, ну, добро! Мы знаем то, что́ знаем;

Ступай, дружок, не бойся ничего!

Власьев уходит.

(Обращаясь к двери.)

Дементьевна!


Дементьевна (входя).

Здесь, матушка-царица!


Царица.

Ну, что ты там про них узнала?


Дементьевна.

Встали

Ранехонько; на Воробьевы горы

Поехали; с царевичем жених

Все ехал рядом; много говорили

Промеж собой; смеялися; потом

Скакались вместе; обскакал жених

Царевича; но этот ничего,

Сам будто рад; души, вишь, в нареченном

Не чает зяте!


Царица.

С толку вовсе не́мчин

Его уж сбил.


Дементьевна.

Вернулися к закуске;

Перейти на страницу:

Все книги серии Драматическая трилогия

Драматическая трилогия
Драматическая трилогия

Библиотека проекта «История Российского государства» – это рекомендованные Борисом Акуниным лучшие памятники мировой литературы, в которых отражена биография нашей страны, от самых ее истоков. Граф Алексей Константинович Толстой (1817–1875) – классик русской литературы, один из крупнейших наших поэтов второй половины XIX столетия, блестящий драматург, переводчик, создатель великолепной любовной лирики, непревзойденный до сих пор поэт-сатирик. Самой значительной в наследии А.К. Толстого является его драматическая трилогия, трагедии на тему из русской истории конца XVI – начала XVII века «Смерть Иоанна Грозного», «Царь Федор Иоаннович» и «Царь Борис». Трилогия Толстого, вызвавшая большой резонанс в России и имевшая небывалый успех на сцене русского театра, и по сей день остается одной из крупнейших вершин русской драматургии.

Алексей Константинович Толстой

Трагедия

Похожие книги