Драматичні твори

Эйслебен. Как неправда? Этот Ульрих Бишер —картежник, пьяница и даже пишет стихи! Дерзкий мальчишка, пустая голова, негодный студент! Еще на втором курсе украл пуделя у декана Римана!

Вероника. Папа!

Эйслебен. Наконец, нашел место в книжной тор-говле — его послали в Лейпциг ⁶ на ярмарку, дали ему две тысячи марок, а он спустил их в карты, да ещё продал книг на 900 марок и удрал за границу!

Вероника. Но я его любила... я его любила, папа...

Эйслебен. И притом его нет — удрал! Нет, дочка, если не хочешь советника, оставайся со мной, но не говори мне больше об этом... об этом бездельнике Ульрихе. Дочь профессора Эйслебена не может быть женой вора.

Вероника (подходит к окну и смотрит молча на улицу. Пауза. Тихо отходит от окна). Я решилась, папа. Я пойду за советника. (Садится справа у стола.)

Эйслебен. Ну и прекрасно, моя радость, ты у меня умная головка. (Целует ее.) Будешь советницей, а потом президентшей, а может быть, и придворной дамой. А то выдумала какого-то...

Вероника. Папа, я ведь сказала, что согласна!

Эйслебен. Ну, не волнуйся, Вериночка, я иду..

Вероника. Тише!.. Кажется, кто-то идет...

Из левой двери входит Рамингер, представительный господин лет 35, прекрасно одетый, корректный и в меру надменный.

Эйслебен. А, господин советник! А знаете, в лейпцигской газете пишут, что Гагерн вернется!

Рамингер. Едва ли, едва ли. Фрейлейн Вероника... господин профессор. Не мог отказать себе в удовольствии зайти к вам по дороге в суд. Граф поручил мне председательство в сегодняшнем заседании, и я...

Все садятся.

Эйслебен. О! Должно быть, граф поехал в Веймар?

Рамингер. Да, нынче утром. Сегодня заседание во дворце. Совещание огромной важности. (Веско.) О мерах против революции. (Достает золотую табакерку.) Угодно?

Эйслебен (берет и нюхает). А!

Рамингер. Вы знаете, как его светлость ценит заслуги графа. (Веронике, с целью вовлечь ее в разговор.) О чем вы задумались, фрейлейн? Поэты утверждают, что мысли девушек подобны алмазам й перлам, скрытым в морской глубине. И правда, о чем может думать прелестная барышня в чудный майский вечер?

Вероника (вздрогнув). Простите, я задумалась... Вы не знаете, пришел уже дилижанс из Веймара?

Рамингер (слегка обидевшись). Право, не знаю, фрейлейн, я никогда не езжу в дилижансах.

Вероника (мечтательно). А между тем, а между тем, как прелестно звучит рожок почтальона в тихом вечернем воздухе... Сколько грусти, надежды и радости в этом коротком призыве! Рожок все трубит, и колеса стучат, а карета все ближе и ближе... Как замирает сердце, словно сама судьба стучится у наших дверей!.. Простите... я... (Умолкает смущенно.)

Эйслебен (поглядывая на дочь). Странные фантазии у этих девочек! Правда, я сам люблю рожок почтовой кареты, потому что она везет мне мою газету, и я тоже мечтаю

о том, как я буду покуривать трубку и читать мою газету в кофейне. Кстати, что нового в газетах, советник? Читали вы уже вашу «ДѴосЬепЫаН»⁷ из Франкфурта?⁸

Рамингер. Нет еще, ожидаю сегодня вечером.

Эйслебен. Увидите, Гагерн еще вернется! Этот Гребель⁹ просто шут, пустая голова. Над ним смеются в парламенте!

Рамингер. Слишком много смеются — как бы не плакать. Каждый день пишут о новых беспорядках в Бадене, Саксонии, Пфальце¹⁰, даже в Пруссии¹¹—на Рейне¹²! Это все ваш Гагерн и его конституция. Подумаешь, хартия вольностей!

Эйслебен. Но ведь 28 государств приняло ¹³ эту конституцию!

Рамингер. Да, а пока Гагерн любовался глупой бумагой, либералы подымают округ за округом и раздувают революцию по всей стране. Слава богу, с ними хорошо расправились в Дрездене! Теперь они скопились возле Раштатта ¹⁴, но увидите — Пруссия достанет их и там!

Эйслебен. Пруссия не смела посылать войск за свои границы, это нарушение мира Германии!

Рамингер. Стало быть, сидеть сложа руки и ждать, пока эти негодяи зажгут всю страну? Нет, саксонский урок не пройдет им даром В Дрездене все спокойно; король уже возвратился, главные негодяи расстреляны. Да, вот еще новость: оказывается, бунтовщики сожгли королевский театр в Дрездене. Пишут, что это дело рук какого-то капельмейстера Вагнера, который тоже участвовал в революции. К сожалению, негодяй бежал из Дрездена.

Эйслебен. Должно быть бездельник, пустая голова, не поладил с директором.

За окном слышен рожок дилижанса, играющий короткую мелодию, и стук колес, затем умолкающий.

Вероника (сидевшая в глубокой задумчивости, вскакивает в сильном волнении и подбегает к окну). Дилижанс, дилижанс! Подъехал к нашему дому. Остановился у наших дверей. Боже мой, неужели... (Распахивает окно.) Да, да кто-то сходит с той стороны. (Отходит от окна взволнованная.) Неужели Ульрих...