Читаем Драматургия фильма полностью

Цель может быть только внешней — как в фильмах «Пролетая над гнездом кукушки» или «Возвращение». А может сочетать внешние и внутренние устремления героя. Драматург Ким Есенин в «Теме» пытается преодолеть снисходительное неуважение к его персоне со стороны провинциальной интеллигентки Саши, но главное для него — уничтожить в собственной душе нарост приспособленчества, вернуться к истинному творчеству, заслужить самоуважение.

Личность персонажа в драматическом сюжете выявляется и в той неуклонности, с которой герой движется к своей цели. Он готов пойти на смерть ради достижения намеченного, ради утверждения своих идеалов. Герой кинокартины Ф. Циннемана «Человек на все времена» (1966, пр. «Оскар») — Томас Мор идет на плаху, но не признает правоту короля, нарушающего христианские заповеди и священную присягу. Именно в таких пограничных, экзистенциальных ситуациях — между жизнью и смертью — до конца раскрывается личность драматического героя.

В образе героя драматического вида сюжета очень важна определенность его характера — именно наличие сильного характера дает возможность герою вступать в борьбу ради достижения своей цели.


В эпическом сюжете

личность героя раскрывается не столько в подчеркнутости черт его характера, в отдельности цели, сколько в его человеческой общности — в том, что причисляет героя к определенной духовной или исторической силе.

Можно ли говорить о разработанности характера в образе главного героя романа Б. Пастернака «Доктор Живаго»? Сила этого образа в другом — личность Юрия Живаго представляет собой тот слой русских людей, которые в кровавые времена торжества ненависти в нашей стране остались верными своим нравственным и духовным идеалам.

Личность эпического героя, следовательно, выражается:

— в его неизменности, в стойкости к ударам судьбы;

— в степени выявленности в его образе духовных свойств той исторической силы, которую он представляет, — порой всей нации, всего народа: Александр Невский и Андрей Рублев в одноименных фильмах, Уильям Уоллес в «Храбром сердце»;

— в бессмертии, ибо даже если эпический герой гибнет, общее дело, к которому он был причастен, побеждает: разве не бессмертен Рублев в своих иконах, а Бориска в отлитом им колоколе; и разве не с именем на устах — «Уоллес! Уоллес!» идут в бой и побеждают шотландцы.

В картине С. Параджанова «Легенда о Сурамской крепости» (1984) юноша замуровывает себя в стену, дабы крепость не разрушалась и ограждала его народ от вторжения врагов. И в финальном кадре фильма — на фоне возвышающейся крепости и людей, пропалывающих виноградник, — женский голос поет:

«О, Сурамская крепость,Здесь сын мой замурован, —Храни его бессмертный покой!»

Личности эпического героя присуща анонимность; на памятнике неизвестному солдату, погибшему в Отечественной войне, как известно, высечена надпись: «Имя твое неизвестно, подвиг твой бессмертен»; а шведский режиссер Ингмар Бергман завидовал, как вы помните, неизвестности строителей Шартрского собора.

Видимо, не случайно Борис Пастернак отнес свои стихи под авторством доктора Живаго за пределы сюжета романа, а Андрей Тарковский, явно следуя примеру поэта, вынес творения Андрея Рублева тоже за скобки фабулы фильма, придав им хотя и условный, но все же читаемый вид анонимности.


В повествовательном киносюжете

личность персонажа раскрывается прежде всего в отношении к другому персонажу как к личности

суверенной, во всем комплексе ее составляющих:

— как личности уникальной,

— как личности, представляющей человечество,

— как образу и подобию Божию; пусть образу порой чрезвычайно искаженному, будь то «бомж», преступник, даже убийца.

Исходя из этого, персонажей повествовательных сюжетов можно делить на тех,

— кто уважает в другом персонаже личность,

и на тех,

— кто вообще не видит в нем ее.

Конечно, это схематично-условное деление: в герое могут смешиваться и возникать переходные формы данных личностных возможностей.

Посмотрите, с каким уважением к чужой личности ведут себя герои фильма «Мой друг Иван Лапшин» — Лапшин, Наташа, Ханин — в том напряженном любовном треугольнике, который возник между ними. Никто из них не только не вступает в борьбу, но даже опасается помешать другому. И в таком отношении друг к другу этих персонажей проявляется личность каждого из них.

Но вот возникает экстремальная ситуация — взятие банды Соловьева, и в ней личности Лапшина и Ханина раскрываются по-разному.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Публичное одиночество
Публичное одиночество

Что думает о любви и жизни главный режиссер страны? Как относится мэтр кинематографа к власти и демократии? Обижается ли, когда его называют барином? И почему всемирная слава всегда приводит к глобальному одиночеству?..Все, что делает Никита Михалков, вызывает самый пристальный интерес публики. О его творчестве спорят, им восхищаются, ему подражают… Однако, как почти каждого большого художника, его не всегда понимают и принимают современники.Не случайно свою книгу Никита Сергеевич назвал «Публичное одиночество» и поделился в ней своими размышлениями о самых разных творческих, культурных и жизненных вопросах: о вере, власти, женщинах, ксенофобии, монархии, великих актерах и многом-многом другом…«Это не воспоминания, написанные годы спустя, которых так много сегодня и в которых любые прошлые события и лица могут быть освещены и представлены в «нужном свете». Это документированная хроника того, что было мною сказано ранее, и того, что я говорю сейчас.Это жестокий эксперимент, но я иду на него сознательно. Что сказано – сказано, что сделано – сделано».По «гамбургскому счету» подошел к своей книге автор. Ну а что из этого получилось – судить вам, дорогие читатели!

Никита Сергеевич Михалков

Кино
Собрание сочинений. Том 1. Революция
Собрание сочинений. Том 1. Революция

Настоящий том открывает Собрание сочинений яркого писателя, литературоведа, критика, киноведа и киносценариста В. Б. Шкловского (1893–1984). Парадоксальный стиль мысли, афористичность письма, неповторимая интонация сделали этого автора интереснейшим свидетелем эпохи, тонким исследователем художественного языка и одновременно — его новатором. Задача этого принципиально нового по композиции собрания — показать все богатство разнообразного литературного наследия Шкловского. В оборот вводятся малоизвестные, архивные и никогда не переиздававшиеся, рассеянные по многим труднодоступным изданиям тексты. На первый том приходится более 70 таких работ. Концептуальным стержнем этого тома является историческая фигура Революции, пронизывающая автобиографические и теоретические тексты Шкловского, его письма и рецензии, его борьбу за новую художественную форму и новые формы повседневности, его статьи о литературе и кино. Второй том (Фигура) будет посвящен мемуарно-автобиографическому измерению творчества Шкловского.Печатается по согласованию с литературным агентством ELKOST International.

Виктор Борисович Шкловский

Кино