Драматургия ГДР

К а л а ф (тщательно разглядывая медный кофейник, к Судане). Мне кажется, он кричит слишком громко. Конечно, я мог бы найти недостатки в его коврах. Хочешь новый ковер? Он клянется аллахом, что он из Багдада! Этот бродячий торговец коврами — из Багдада!

С у д а н е. Я знаю, мой повелитель, что ты стремишься в Багдад, как к возлюбленной, — слезы моего отца не остановят меня и не помещают мне следовать за тобой!

Калаф не слышит ее. Он приближается к коврам и, неожиданно уронив кофейник, отталкивает продавца в сторону. Хватает край одного из ковров, пораженный смотрит на него. Ментолус, насторожившись, отступает за полки с горшками и оттуда очень внимательно наблюдает за Калафом.

К а л а ф (вне себя кричит). Это же знак Иллады! Она выткала этот рисунок. Она предала меня!

Али, ничего не понимая, принимает поведение Калафа за проявление интереса.

А л и. Господин не найдет ни одного недостатка, даже если он окажется самим великим Абу аль Кассимом из Багдада.

К а л а ф. Абу аль Кассим и эта персидская шерсть?! Признавайся, откуда у тебя эти ковры, бандит!

А л и. Все мои ковры честно приобретены, господин, они прямо из Багдада.

К а л а ф. Так-так, значит, из Багдада. Очень, очень хорошо. (Говорит бессознательно, как бы про себя. Опускается на кучу ковров и начинает рыться в них. Вдруг застывает, смотрит на ковры, а затем, подняв руки к небу, кричит, как раненый.) О аллах! Я отдал охранять волку свою беспомощную овечку! Аллах, о аллах, зачем ты поразил меня слепотой! (Как безумный бьется головой о землю.)

Ментолус подходит и вместе с остальными прохожими смотрит на Калафа. Судане бросается к Калафу, откидывает чадру и, опустившись на колени, хватает его за плечи.

С у д а н е. Калаф, возлюбленный мой повелитель, что с тобой случилось? Это, конечно, очень красивый ковер, Калаф! Он болен! Помогите же мне, помогите!

М е н т о л у с. Может быть, его коснулось крыло смерти?

Судане смотрит на него, затем, опомнившись, закрывает лицо чадрой.

А л и (кричит). Люди, смотрите — от ковров Али бен Бадави человек бледнеет.

Калаф вскакивает и начинает трясти его. Судане бежит назад к слуге.

К а л а ф. Если тебе дорога твоя кровь, негодяй, тогда скажи, когда и где ты видел аль Кассима? Клянись твоей никчемной жизнью — знаешь ли ты его самого?

А л и (пытается освободиться, вертится. Умоляет). Клянусь аллахом, он задушит меня. На помощь! Полиция! Грабят!

Калаф отпускает Али.

Каждый из этих ковров я лично выбирал у Абу аль Кассима. В его серебряной беседке, стоящей в гуще цветущего жасмина, на мостике через ручей. В его серебряной беседке.

К а л а ф (слушает, низко опустив голову. Беззвучно). В моей серебряной беседке.

С у д а н е. Калаф, пойдем домой, ты болен, мой единственный!

К а л а ф. Этот ковер сделан моей лучшей ткачихой, из моей шерсти, окрашен моими красками! В моей серебряной беседке он был продан — среди моего цветущего жасмина, его соткали по моему тайному образцу. Вот здесь знак Иллады! Я должен ехать в Багдад. Он превратил меня в нищего, он украл мое имущество, ему удалось это потому, что он был моим единственным другом. В Багдад!

С у д а н е. Но мы не можем ехать через пустыню летом, мой повелитель. Подумай о твоих беспомощных детях! О твоих делах в Кувейте! О моем беспомощном отце!

К а л а ф (кричит). Осла, быстро! (К Судане.) Наймешь другого осла. Пока я не вернусь, дела в Кувейте будешь вести сама. Доходов хватит на жизнь тебе и детям. Конечно, не будет такой роскоши, как до сих пор, сам знаю. Но ты должна ограничить себя, жить скромно!… Не жалуйся!.. Я должен ехать немедленно. (Прыгает на осла, делает знак слуге, срывает с его спины мешок, бросает на руки жене и уезжает.)

С у д а н е (стоит с тюком, который слишком тяжел для нее, кричит вслед). Калаф! (Опускает руки и рыдает.)